Ю. В. Манн.»Тургенев и другие», «Н. В. Гоголь: Судьба и творчество»
Вот свойство настоящих книг: каждому, кто бы ни взял их в руки, они дадут свое. Изданная «Просвещением» биография Гоголя, конечно, кем-то будет использоваться как собрание первичных сведений о жизни и творчестве гения. И все необходимое для успешной подготовки к ответу на уроке или для подготовки к уроку здесь найдется — от обширной фактологии до многочисленных иллюстраций.
Однако те, у кого не будет утилитарных, прагматических целей взяться за Гоголя, те, кто в каких-то собственных жизненных предположениях захочет разобраться в
Ю. В. МАНН. ТУРГЕНЕВ И ДРУГИЕ. М.: РГГУ, 2008. 630 с.;
Открывается книжка заменяющей введение главкой «Страсть Гоголя», и само это название увлекает мгновенно, ибо страстей на свете множество, и каждая вызывает к себе интерес, притягивает. По мнению Ю. В. Манна, страсть Гоголя заключалась в его стремлении совершить нечто значительное «для общего блага», блага соотечественников и человечества.
Возможно, он и сам не всегда осознавал, что «общее благо» не сводится только к социальным смыслам, только к честному, бескорыстному служению на государственном поприще… Более того, думаю я, и в творчестве это поле служения «для общего блага» было даже у Гоголя, даже у гения достаточно ограниченным. Он непревзойден в прозе, где воплотился и его лирический дар, он завораживающ в драматургии, но Гоголь — автор религиозных сочинений, морально-дидактических трактатов, конечно, уже не главенствует над миром, а лишь вводит свой голос между другими более сильными и самобытными голосами. Даже «Выбранные места из переписки с друзьями» сильны, а может, и вечны не как справочник рецептов по созданию всероссийской гармонии , а как феноменальное сочинение, пробуждающее наше самосознание и способность видеть реальные, а не вымышленные черты земного бытия.
Например, благое вроде бы предложение Гоголя российским помещикам собрать своих, понятно, крепостных крестьян и сжечь перед ними ассигнации для демонстрации своего презрения к деньгам, так сказать, в воспитательных целях, читается не как здравый совет, а как досадное упущение классика: такая сцена очень бы украсила маниловскую главу «Мертвых душ». И подобных колоритных сцен, возбуждающих мысль парадоксов в «Выбранных местах…» множество.
В «учебной книге» Ю. В. Манна вновь отразилось важнейшее свойство его, хочется написать, научной прозы: помимо полноценной отработки тех филологических задач, ради которых его труды и пишутся, в тексте всегда содержится некий дополнительный заряд энергии, обязательно выносящий читателя к размышлениям уже над бытийными проблемами.
Ю. В. МАНН. Н. В. ГОГОЛЬ: СУДЬБА И ТВОРЧЕСТВО. М.: Просвещение, 2009. 303 с.
Поэтому я и сказал о преимуществах свободного чтения Манна: в таких условиях заряды этой дополнительной энергии упустить невозможно. Вот и сборник литературоведческих статей «Тургенев и другие», полагаю, не раз будет вспоминаться по самым разным причинам и в разных обстоятельствах, хотя в нем собраны исследования по истории и теории литературы, написанные ученым в течение сорока с лишним лет его деятельности, а также его воспоминания о «литературной жизни». Например, «тургеневская» часть, куда вошли семь статей, окажется не просто подспорьем для учителей-словесников . Как в разборе парадокса служения «общему благу» по-гоголевски, здесь Ю. В. Манн блистателен в раскрытии тургеневского варианта предъявления того, что было выражено во многом его антагонистом, Достоевским в известном тезисе: «Человек есть тайна…» Тургенев тоже изображает тайну человека и, как показывает Ю. В. Манн, достигает на этом пути впечатляющих открытий .
В статьях о Пушкине, Грибоедове, Баратынском, Белинском, Кольцове, Некрасове, Достоевском, Гончарове и, действительно, еще и «других», также вошедших в книгу, Ю. В. Манн в каждом отдельном случае вновь и вновь возвращает читателя к тем обстоятельствам жизни авторов и состояния литературы, в которых возникали разбираемые им произведения. А это в итоге непременно выводит и нас к обстоятельствам, когда мы эти статьи читаем, не к бытовым обстоятельствам, разумеется , а к обстоятельствам наших жизненных времени и места.
Но чудесным образом и теоретико-литературные штудии Юрия Владимировича возвышаются над традиционными выкладками, в общем привычными и понятными, образуют мост к нашей жизненной практике.
Шедевром и одновременно некоторым образом ключом к методу Манна-теоретика, да и не только теоретика — ученого, здесь следует назвать небольшую и, заметьте, давнюю статью «Белинский в армейском ракурсе». С научной тщательностью разбирая халтурную биографию Белинского, выпущенную для молодежи, Манн неотвратимо вывел своих читателей от их повседневной жизни к проблемам ее полноценной и добросовестной интерпретации — неважно, в повести, в философском трактате или в газете. И тем вновь к жизни повернул — с новым качеством видения.