Библейские мотивы в прозе Ф. М. Достоевского
По выражению Л. Толстого, «Достоевский, бесспорно, один из самых замечательных, но вместе с тем один из самых трудных представителей не только русской, но и всемирной литературы. И не только самый трудный, но еще и мучительный».
По собственному признанию Достоевского, мучили его Бог и идея. Именно эти понятия стали основополагающими во всем его творчестве. В понятие «идеи» писатель вкладывал смысл семени из библейской притчи о сеятеле, которую мы находим в Евангелии от Матфея: «вот вышел сеятель сеять; и когда он сеял, иное упало
Семя, брошенное в землю, должно положить начало Божьего сада на земле. Обратной стороной идеи является «тайна» — такая идея, в которую человек верит и по которой живет. Личность для Достоевского — это воплощенная «божественная» идея.
Несмотря на это, писатель терзался сомнениями. Реальная жизнь преподносила загадки, которые никак не вкладывались в представление
Люблю его!».
Глубокая вера в Бога дарует спокойствие за судьбу мира и свою личную жизнь, как о том говорит библейский Псалом: «Господь, твердыня моя и прибежище мое, избавитель мой, Бог мой — скала моя; На Него я уповаю».
Но кто отрицает существование Бога, тому «все позволено». Ложное «право имеет» Раскольников, Дмитрий Карамазов тревожится: «Меня Бог мучит… А что как Его нет?.. Тогда если Его нет, то человек шеф Земли, мироздания.
Великолепно! Только как он будет добродетелен без Бога-то?».
Ответ на этот вопрос дадут большевики: «Все для блага человека, все во имя человека». Но прежде горьковский Сатин заявит: «Существует только Человек», который «звучит гордо», «остальное — деяние рук его».
Для Достоевского все было куда как сложнее. «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей», — говорит Митя Карамазов об ужасной отцеубийственной борьбе в русской дворянской семье Карамазовых. Провинциальный городок, в котором она живет, как все названия, имена и фамилии персонажей у Достоевского, имеет символическое название — Скотопригоньевск. Только дьявол, нагоняющий страсти, имеет скотскую природу.
Да и сама семья Карамазовых — это не что иное, как модель российского общества: Иван — свихнувшаяся интеллигенция, Митя — белое офицерство, Алеша — духовно слабая культура, их отец Федор Павлович — беспутная российская власть, а Смердяков — грядущий большевик и разрушитель России, погубитель святых отеческих заветов.
Во время разговора в трактире Иван говорит Алеше: «У нас с тобой еще бог знает сколько времени до отъезда. Целая вечность времени, бессмертие!» Что сказано, то сказано. Но вот насчет бессмертия Иван Карамазов заблуждается.
Вождь большевиков Ленин определил конкретный срок для русской интеллигенции и культуры — до 1922 года.
Крест Ивана — в его признании своей вины в убийстве отца-государства. Свой суд истории и у русского офицерства — Мити, который просит Алешу: «…перекрести меня… на завтрашний крест». Кажется, только Алешу минует «крест».
Алешин простодушный порыв ко «всем и вся», его послушание «в миру» означает рабскую покорность русской культуры.
Старец Зосима толкует «ад» как «муку духовную» и «невозможность больше любить», а «рай» — как «подвиг братолюбивого общения» и даруемую им духовную гармонию. Именно эти слова американский писатель Сэллинджер сделал эпиграфом своего творчества, отрекшись не только от мира, но и от веры. «Ад муки духовной» для каждого свой и дан в наказание за то, что каждый из братьев «Бога убил», выражаясь словами обесчещенной девочки из «Бесов».
Ум Ивана в «Легенде о Великом инквизиторе» выбирает «ад», но сердце его тянется к Христу, преодолевшему Голгофу и познавшему конечное воссоединение с Богом-Отцом. Вторгаясь в художественное повествование, «Легенда» звучит как пророчество: «Очистите пути пред Господом, да минует вас десница гнева Его!»
(1 votes, average: 5,00 out of 5)