Спор гремяченских активистов о раскулачивании (По роману Шолохова «Поднятая целина»)
Вобрав в себя многое из того драгоценного, что Шолохов достиг в «Тихом Доне», «Поднятая целина» как бы продолжила повествование о революционной эпохе, когда сознание трудовых людей все энергичнее впитывало новое, социалистическое, когда рождалось коллективное миропонимание и с невероятными муками изживалось косное, «темное» в крестьянской психике. Шолохов не мог пройти мимо великих революционных событий, мимо движения миллионных масс крестьянства, боровшихся против кулацкой кабалы за свободную колхозную жизнь. Писатель временно
Развивая сюжет романа о рождении колхоза, Шолохов передает напряженность борьбы двух лагерей: с одной стороны, трудовые казаки, возглавляемые рабочим-путиловцем Семеном Давыдовым, с другой — кулаки и белогвардейцы во главе с бывшим есаулом, диверсантом Половцевым. Свою работу по созданию колхоза Давыдов начинает с раскулачивания. Именно на них опирались враги, подготавливая контрреволюционное восстание. Понимая необходимость такого жестокого метода борьбы, как раскулачивание, Давыдов проводит разъяснительную работу с сельскими коммунистами и сталкивается с разными точками зрения на данную проблему.
В сельсовете после раскулачивания собираются Давыдов, Нагульнов и Разметнов. Давыдов, с перевязанной головой после нанесенного ему удара обрезом кулаком Титом Бородиным. При подсчете количества конфискованного хлеба Андрей Разметнов говорит, что не будет больше участвовать в раскулачивании, что он «не обучен с детишками воевать», напоминает, что у Гаева, которого они только что раскулачили, детей одиннадцать человек. Вспоминая об этом, он говорит: «Пришли мы — как они взъюжались, шапку схватывает!. Зачали мы их из куреня выгонять. Ну, тут я глаза зажмурил, ухи заткнул и убег за баз! Бабы — по-мертвому, водой отливали сноху. детей.» Но искренние слова Андрея Разметнова, его переживания не разделяют ни Нагульнов, ни Давыдов. Каждый из них находит аргументы, чтобы доказать Разметнову, что его жалость неуместна и является проявлением его слабости и мягкотелости.
Давыдов выходит из себя, кричит, что их никто не жалел, потому они тоже не должны никого жалеть. Он рассказывает, как его отца после забастовки сослали в Сибирь. Их у матери было четверо, и мать, чтобы не умереть с голоду, пошла на улицу. Тяжело, всхлипами дыша, Давыдов с минуту ходил по комнате, потом обнял Андрея за плечи, вместе с ним сел на лавку и стал убеждать его в том, что кулацкие семьи выселяют, «чтобы не мешали строить новую жизнь», что это вынужденная мера, что зарабатывать себе на жизнь они будут трудом, а дети их уже не будут кулацкими детьми — рабочий класс их перевоспитает. Говорил Давыдов спокойно, но руки у него дрожали, никак не могли ухватить папиросу.
Взглянув на Нагульного, Андрей увидел, что лицо его покрывается мертвенной пленкой. У него начинался припадок. Прыгнув на Разметнова, он закричал: «Гад!. Как служишь революции? Жа-ле-е-шь? Да я. тысячи станови зараз дедов, ребятишков, баб. Да скажи мне, что надо их в распыл. Для революции надо. Я их из пулемета. всех порежу!» Дико зрачками, с пеной на губах, он хрипел: «3арублю-у-у-у!.»
Анализ сцены: «Спор гремяченских активистов о раскулачивании» показывает, каким сложным и мучительным был процесс поворота беднейшего крестьянства к новым социалистическим отношениям. Борьба с теми, кто мешал строить новую жизнь, была жестокой, порой беспощадной, и требовалась большая выдержка и стойкость, чтобы не сорваться, не сбиться с правильного пути. Мы видим в разобранном эпизоде позиции разных героев -мягкость и жалостливость Андрея Разметнова, твердость и непреклонность Семена Давыдова и необузданную жестокость, граничащую с фанатизмом Нагульнова. Трагедия Макара Нагульнова — трагедия человека, который, сделав правильный исторический выбор, изменяет гуманной цели, стремясь достигнуть ее давлением, насилием, жестокостью. И, в сущности, не видит иных средств и возможностей.
Шолохов не дает нам прописных истин, каким должен быть человек. Он показывает нам, каковы люди сейчас, в данных обстоятельствах, в данную минуту, но так, что всякий раз мы видим, чувствуем и понимаем, какой должна быть прекрасная человеческая личность.