Образ Кожуха в романе «Железный поток»
Перед Серафимовичем, встречавшимся и с Е. И. Ковтюхом, прототипом Кожуха, вставала картина коллективного самовоспитания народа, подвига, трагических раздумий, сотворения свободы через самоограничение, дисциплину, борьбу с анархией. Крестьянская масса в романе говорит на «кубанской мове» (смеси русских слов с украинизмами), писатель даже Кожуха, вожака армии, чаще всего не выделяет из весьма зрелищной толпы, называет условно «он», погружает в состояние «каменного молчания», весь роман благодаря этому превращается в удивительнейшую
«Поэтика» митингов, импульсивных коллективных раздумий над изменчивой ситуацией, усилия людей-великанов с младенчески-наивными лицами, мгновенных реакций с криками, даже воплями и самосудом. Некоторые писатели 20-х годов даже главы романов называли «волнами», «залпами», как бы имитируя развитие, действия людских множеств. Серафимович этот стилистический «грим» не накладывает, но уже пролог изумляет
— «- Знамо, завели,- густо отдались солдатские голоса, темно колыхнувшись штыками.
— Куда же мы теперь?
— До Екатеринодара.
— Та там кадеты.
— Некуда податься.
— У ветряка стоит он (т. е. Кожух.- В. У.) с железными челюстями и тоненько смотрит острыми, как шило, глазами.
— Тогда над толпой непоправимо проносится:
— Прода-али!
— .Судорога побежала по толпе, и стало тесно дышать».
Толпа — это голодный зверь, природа которого не знает насыщения. Ее жизнеощущения, массовые митинговые порывы — страшно, «непоправимо» опасны: у толпы лица нет, она устремляется на все хрупкое, слабое, способна растерзать даже. своего спасителя и потом горько покаяться!. Прежде чем начать говорить, убеждать эту безликую, живущую на грани озверения и малодушия толпу, Кожух вынужден был броситься к пулемету и дать усмиряющую очередь поверх голов. А ведь собраны в этой толпе отнюдь не жестокие люди — вроде той же бабки Гор-пины с дедом, везущих домашний скарб, матерей с грудными детьми, вчерашних пахарей, даже еще и не обутых в солдатские сапоги.
Первородный «грех», т. е. насилие, диктат со стороны Кожуха,- только в конце похода таманцы «увидят», что у него глаза синие, сейчас и они серо-стальные! — возникает не потому, что у него была неограниченная власть, воля к деспотизму и т. п. Еще Ф. Энгельс говорил в свое время, что социальная революция сначала «должна брать вещи такими, какими она их найдет, и бороться с наиболее вопиющим злом при помощи имеющихся налицо средств». Воля, приказ, даже устрашение дезертиров, мародеров, людей социального дна — вот то «железо», те средства самоспасения, что были под рукой. Другое дело — нельзя их абсолютизировать на века.