Изображение Гражданской войны в книге Александра Серафимовича «Железный поток»

«Все смешалось в доме Облонских», — так, кажется, начинал Лев Толстой свою бессмертную «Анну Каренину». А в нашем российском общем доме все смешалось в злополучном ХХ столетии не единожды. О втором смешении, наступившем после революции, или, альтернативная точка зрения, после переворота, — о Гражданской войне лучше Александра Серафимовича, мне кажется, никто не написал, недаром сам Лев Толстой называл его «настоящим художником». Итак, как мы представляем себе красных? Сплоченная, дисциплинированная, железная армия — вот

стереотип, выработавшийся у нас по многочисленным кино — и литературным произведениям о Гражданской войне. А у Серафимовича? «Отовсюду многоголосо несется говор, гул, собачий лай, лошадиное ржанье, бабьи переклики, охриплые забубенные песни под пьяную гармонику». Кажется невероятным, но автор не погрешил против истины. Они не собирались становиться солдатами, командирами, вчерашние землепашцы и пастухи. Революция поставила их по разные стороны баррикады. А ведь они все были из одной хаты, из одной большой семьи.
Беспощадно точен Серафимович в описании страшного рукопашного боя, в котором схлестнулись вчерашние односельчане. Вот она, Гражданская война: «Исступленно зажимали в горячих объятиях — носы раздавливали, и опять без конца били кулаками, куда и как попало. Дикая, остервенелая ненависть не позволяла ничего иметь между собой и врагом, хотелось мять, душить, жать, чувствовать непосредственно под ударом своего кулака хлюпающую кровью морду врага, и все покрывала густая — не продыхнешь — матерная ругань и такой же густой, непереносный водочный дух». Да, была толпа, голодный зверь, и командиру, Е. И. Ковтюху, а по роману, Кожуху, этой толпой предстояло овладеть методом кнута, диктата, страха.
Мне показался очень интересным образ этого красного командира. Привлекают такие его черты, как храбрость, упорство, настойчивость. Пока в армию не пришли большевики, Кожух висел между небом и землей: погоны отделили его от солдат, а крестьянское происхождение — от офицеров. Но «после докатившихся октябрьских дней с отвращением сорвал и закинул погоны», а фронтовой опыт и опыт офицера пригодились, когда волею судьбы Кожух стал во главе отступающей Красной армии. Решение у него созрело мгновенно: «Единственное спасение — перевалить горы и по берегу моря усиленными маршами идтить в обход на соединение с нашими главными силами».
Кульминация в романе, на мой взгляд, там, где описывается наступление казаков. Казалось, гибель таманцев неизбежна, ведь казаки не знали пощады. Но красных спасли. женщины и дети. И казаки отступили.
Долгие годы критики трактовали этот эпизод как победу революции над контрреволюцией. Но так ли это? Я считаю, что у казаков сработал просто какой-то тормозной центр: одно дело драться с такими же, как они, крепкими мужиками, а совершенно другое — рубить безоружных женщин и детей.
Таманцы вышли из окружения. Они станут большевистской гвардией, до сих пор Таманская дивизия — одна из элитных частей, дислоцируется под Москвой и служит для охраны правительственных объектов в кризисные ситуации.
«Железный поток» оборван на полуслове. Цикла «Борьба», первой частью которого он должен был стать, не получилось. Получилось так случайно или нет — неизвестно. Но борьба не в литературе, а в жизни продолжалась, и таманцы принимали в этой борьбе непосредственное участие. Поистине, «все смешалось в доме Облонских». Или, как у Марины Цветаевой:
Все рядком лежат —
Не развесть межой.
Поглядеть: солдат.
Где свой, где чужой?
Белый был — красным стал:
Кровь обагрила.
Красным был — белым стал:
Смерть побелила.
Вчитываюсь в строки Серафимовича, Фадеева, Цветаевой и ощущаю горький привкус тех лет.