Мятеж Калашникова в поэме Лермонтова «Песня про царя Ивана Васильевича.»
Мятеж Калашникова неотделим от родовых интересов народа, но именно личность осознает эти интересы и выступает в качестве их защитника. В мятеже Калашникова, скрестились личная обида и чувство поруганной народной | правды. Поэтому и бой Калашникова с Кирибеевичем происходит на виду всего честного народа. Эмоциональным выражением смертельного поединка, его бескомпромиссности, заранее предопределенного исхода и вместе с тем величия нравственной идеи, заключенной в нем, служит предшествующее бою описание:
— Над Москвой великой, златоглавою,
— Из-за дальних лесов, из-за синих гор,
— По тесовым кровелькам играючи,
— Тучки серые разгоняючи,
— Заря алая подымается;
— Разметала кудри золотистые,
— Умывается снегами рассыпчатыми
— Как красавица, глядя в зеркальце,
— В небо чистое смотрит, улыбается.
— Уж зачем ты, алая заря, просыпалася?
— На какой ты радости разыгралася?
В этом пейзажном описании поэтически передано и величие будущего поединка, и трагическое предчувствие кровавой развязки, но все здесь наполнено духовной атмосферой справедливости предстоящего
— И выходит удалой Кирибеевич,
— Царю в пояс молча кланяется.
— Напротив, Степан Калашников
— Поклонился прежде царю грозному
— После белому Кремлю да святым церквам,
— А потом всему народу русскому.
Наконец, в соответствии с народными поэтическими традициями косвенно предсказывается гибель Кирибеевича — он переживает душевное смятение и внутренне нетверд. Напротив, Степан Калашников исполнен решимости: «Постою за правду до последнева!» Совершенно иным эмоциональным колоритом наполнено предшествующее казни Калашникова описание, содержащее внутреннюю тревогу, неизбежную трагедию, предвещающее несправедливую расправу. Заунывный гуд-вой колокола соседствует с мрачной веселостью палача.
Степан Калашников и перед лицом Ивана Грозного защищает личную честь, совместившуюся с народной правдой. Он убежден, что одновременно вступается от всего парода и за общий христианский закон. Но, защищая закон, он совершает преступление против него, ибо честный открытый бой с противником не связан с личной обидой и местью. Это не обычный потешный кулачный бой, какого ожидал Кирибеевич («Так и быть, обещаюсь для праздника, Отпущу живого с покаянием. Лишь потешу царя нашего батюшку»), а смертельный. Степан Калашников вышел «не шутку шутить, не людей смешить», а «на страшный бой, на последний бой!» Человек того же племени той же национальности оказывается смертельным врагом другого человека, своего соотечественника. Потешный бой оборачивается убийством. Форма открытого и честного поединка скрывает личную месть, хотя бы эта месть и была оправдана высокими соображениями о защите правды народной и христианского закона.
Именно конечная вера в народную правду, в нравственные вековые устои народной жизни, носителем которых явился Степан Калашников и ради которых он решился на тяжкое преступление, обеспечивает ему внимание потомства и вечную жизнь в народных сердцах. Похороны Степана Калашникова также совершены, по старинному обычаю, «промеж трех дорог», ведущих в исконные русские земли:
— Схоронили его за Москвой-рекой,
— На чистом поле промеж трех дорог.
— Промеж Тульской, Рязанской, Владимирской,
— И бугор земли сырой тут насыпали,
— Над его безымянной могилкою;
— И проходят мимо люди добрые,
— Пройдет стар человек — перекрестится,
— Пройдет молодец — приосанится,
— Пройдет довица — пригорюнится,
— А пройдут гусляры — споют песенку.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)