Идеал героини в романе «Обрыв»

Это Вера. Выросшая в условиях «устаревшей, искусственной формы, в которую так долго отливался склад ума, нравы и все образование девушки до замужества», героиня благодаря. «инстинктам самосознания, самобытности, самодеятельности» (VIII, 77) верно угадывает истину любви и семьи и упорно, вопреки самой драматической ошибке — страсти к Марку Волохову — стремится к ней. Идеал героини, как ранее Ольги Ильинской, — любовь-долг. На этом важнейшем в системе нравственных ценностей Гончарова понятии следует остановиться. Формулировка «любовь-долг»

родилась не без учета того неразрешимого противоречия между потребностями развитой личности (в высокой любви) и требованиями общества (долгом), которое предопределяло горестный удел героев повестей («Переписка», «Фауст», «Ася» и др.) и романов Тургенева 50-х годов. Она призвана открыть для взаимоотношений личности с современной действительностью обнадеживающую перспективу, снимающую их трагизм.
Для этого Гончаров вводит долг, т. е. общественные обязанности человека, в содержание и назначение самой любви, что превращает долг в органичную и естественную часть потребности человека в личном
счастье. Конечно, это изменяет и сам характер обязанностей человека. Они ограничиваются духовно-нравственным участием и воздействием любящих на окружающих. Однако для Гончарова такое воздействие и было самым плодотворным, так как именно оно, с его точки зрения, обеспечивало внутреннее совершенствование человека и общества. Не подменяя социальных, политических, имущественных отношений людей, любовь-долг в то же время становилась образцом для них.
Истина любви (семьи), изначально угаданная и неизменно отстаиваемая Верой, делает эту героиню всецело положительным — реально-поэтическим — лицом произведения. А вместе с тем и его содержательно-композиционным центром.
С появлением в конце второй части «Обрыва» Веры роман принимает вид своеобразной иерархической экспозиции разных видов любви, в той или иной[ степени далеких» от ее «нормы» и поэтому ошибочных или искаженных.
Таковы условно-светские отношения Софьи Беловодовой, холодной петербургской красавицы, с итальянским графом Милари. В них все подчинено царящим в «аристократическо-обломовской»(УШ, 85) среде нормам «хорошего тона», не допускающего и намека на искреннее сердечное движение.
Напротив, теплотой и непосредственностью проникнуто чувство Наташи к Райскому, а «чистый, светлый образ» этой девушки сравнивается с «Перуджиниевской фигурой» (V, 119). Однако само это чувство узкоодностороннее и по господствую-‘ щему в нем тону (здесь все замешано на самоотречении и самопожертвовании лишь с проблесками робкой надежды на счастье), и по его сосредоточенности в себе. Нежная, чувствительная и вместе с тем нежизнеспособная, героиня выглядит архаичной, как бы сошедшей со страниц сентиментальных повестей рубежа XVIII-XIX веков и не случайно названа Райским в его «эскизе» о ней «бедной Наташей».
И того дальше от современности «роман» Татьяны Марковны Бережковой и Тита Никоныча Ватутина, которого Райский как-то назвал «старым, отжившим барином» (V, 312). Позднее он внес поправку: «Тит Никоныч джентльмен.» (VI, 412). Если в лице Ватутина Гончаров воспроизводит «тип русского маркиза», то Бережкова писалась им «с. женщин старого доброго времени.» (VIII, 102, 90). Потаенная, но пронесенная сквозь всю их жизнь любовь Татьяны Марковны и Ватутина изображена романистом в жанровой традиции рыцарской повести.
Для Марфиньки любить — значит «выйти замуж», причем лишь с одобрения и благословения «бабушки». «Пассивное выражение эпохи» (VIII, 77) и окружающего ее патриархального уклада, Марфинька не ведает «страстей, широких движений, какой-нибудь дальней и трудной цели». Тщетны попытки Райского разбудить ее от душевного сна, он преуспел столь же мало, как и в случае с Софьей Беловодовой. Марфинька выходит замуж за молодого чиновника Викентьева, но «роман» ее, лишенный духовного содержания, мало отличается от жизни Беловодовой. «Там, — говорит Райский, — широкая картина холодной дремоты в мраморных саркофагах, с золотыми, шитыми на бархате, гербами на гробах; здесь — картина теплого летнего сна, на зелени, среди цветов, под чистым небом, но все сна, непробудного сна» (V, 190).

1 звезда2 звезды3 звезды4 звезды5 звезд (1 votes, average: 5,00 out of 5)


Сейчас вы читаете: Идеал героини в романе «Обрыв»