Философия истории в романе. Наполеон и Кутузов
К началу 60-х гг. XIX в., когда Толстой приступил к созданию «Войны и мира», у него уже выработалась своя историко-философская теория, которая рельефно отразилась в его эпопее. Он считал, что только деятельность отдельного человека может быть осмысленной и разумной, может иметь свою цель. Развитие же человечества в целом происходит бессознательно, стихийно. Конечные цели истории, если они и существуют, людям неизвестны.
Толстой признавал наличие некой внешней силы, которая направляет ход истории. Это провидение, фатум. «Человек сознательно
В Кутузове Толстой прежде всего выделяет те народные, национальные черты, которые в той или иной степени были присущи и другим положительным героям романа (от простых солдат до Тушина и Болконского). Он является олицетворением духовной силы и талантливости народа. Осмысливая всю деятельность Кутузова с позиций «мысли народной», Толстой подчеркивает внутреннюю близость полководца к солдатам, его простоту и скромность, естественность и отвращение к любой фальши, напыщенным речам и псевдопатриотизму.
В соответствии со своей философией истории Толстой настаивает на том, что Кутузов был преимущественно наблюдателем, что он не вмешивался в события, которые и без него совершались в должном направлении. «Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся со смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сражения не распоряжения главнокомандующего, место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти».
Разумеется, ни в коем случае нельзя преувеличивать «бездеятельность» Кутузова. Это очень осмотрительный, проницательный и мудрый человек. Толстому даже приходится вступать в полемику с теми историками и мемуаристами, которые настаивали на пассивности Кутузова в Отечественной войне 1812 г. По мысли Толстого, сила Кутузова заключалась в том, что он, в отличии от Наполеона, учитывал объективный ход событий, понимал народный характер войны 1812 г. и был кровно связан с жизнью своего народа. Наполеон же в изображении автора «Войны и мира», во всех действиях, во всей жизни своей руководствовался только стремлением к личной славе и безграничной власти. Поэтому его величие оказалось мнимым, его грандиозные планы — авантюристическими. Для Кутузова представление о добре и зле соотносилось с народным мнением, Наполеон же руководствовался только индивидуалистическим сознанием: «.в его понимании все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это». Наполеон убежден, что все в мире зависит только от его воли. С этим же связана столь характерная для его поведения фальшь, неестественность, актерская игра, даже перед портретом сына.
Чехов заметил однажды в письме к одному из своих знакомых (25 октября 1891 г.): «Каждую ночь просыпаюсь и читаю «Войну и мир». Читаешь с таким любопытством и таким наивным удивлением, как будто раньше не читал. Замечательно хорошо. Только не люблю тех мест, где Наполеон. Как Наполеон, так сейчас и натяжки, и всякие фокусы, чтобы доказать, что он глупее, чем был на самом деле».
Но Толстой вовсе не ставил перед собой задачу дать объективное изображение Наполеона. «Война и мир» — не научное исследование, а художественное произведение, автор которого создает своего Наполеона, воплощающего мир насилия, индивидуализма и самоуверенности.
Толстому (писателю, а не историку) необходимо было показать французского императора как циничного и самовлюбленного деспота. Комплекс «наполеонизма», который в те же 60-е гг. разоблачал Достоевский в «Преступлении и наказании», был для Толстого выражением идей разъединения и разобщения.
В романе «Война и мир» Наполеон сравнивается с шахматным игроком, который руководствуется рассудочными, рационалистическими правилами игры. Однако он терпит поражение не от шахматного знатока, превзошедшего его в более тонком расчете. Его победила «дубина народной войны», не диспозиции штабных теоретиков, а то патриотическое воодушевление, которое было свойственно каждому русскому человеку.