Судьба интеллигенции — судьба России
Во время первой русской революции М. Горький сказал: «Русская интеллигенция — лучшая в мире». Так ли было на самом деле? Стоит ли сходу соглашаться с великим русским писателем?
Не слишком ли оптимистично говорил он, особенно учитывая время?
За полвека до Горького другой классик русской литературы Герцен констатировал весьма красноречивый факт: мещанство, от которого отдельные личности спасаются в благородстве высшей культуры, захватило в Европе общественность. Относительно России писатель заявил тогда: «В нашей жизни в самом
Известно, что источником всякого мещанства является идиллическое благополучие. Сущности идиллии противоположна трагедия, которая — источник благородства. Жизнь же русской интеллигенции, как следует из классической русской литературы, является сплошной трагедией, полным неблагополучием.
Потому что ни у кого в мире не было более безвыходного положения, чем у русской интеллигенции — между гнетом самодержавного строя сверху и гнетом непонимающей темной народной стихии снизу.
Всмотритесь в образы русской классики, и вы непременно
А в темной глубине, среди громов и молний Сенатской площади, едва различимые силуэты с человеческими чертами — первые пророки русской свободы. И неслучайно они под Медным Всадником, попирающим серую гранитную глыбу.
Они не мещане, не чернь. Они те, для кого политика — пьянящая страсть, «огнь поядающий», на котором воля раскаляется добела и закаляется как сталь.
В «Рыцаре на час» Н. Некрасов как бы предвидит, что лишь тогда, когда до конца свершится «великое дело любви» и закончится освободительное движение, начатое ими, только тогда Россия поймет и осознает, что эти люди сделали и чего они стоили.
Они — русская интеллигенция, созданная Петром I вместе с новой Россией. Вот почему они под Медным Всадником. Ведь именно Петр был первым русским интеллигентом.
«Страшно свободен духом русский человек», — говорит Ф. Достоевский, указывая при этом на Петра I. В этой страшной свободе духа, в особенности порывать с бытом, историей, сжигая свои корабли во имя непопулярного будущего, и заключается одно из самых глубоких отличий русского духа от всякого прочего. Русского трудно сдвинуть с места. Но когда это удается, то он доходит до крайности во всем — в добре и зле, истине и лжи, мудрости и безумии.
Намек на эту глубинную крайность в характере русского мужика есть у Л. Толстого. В романе «Война и мир» показательными сценами являются ропот крестьян в селе Богучарово вскоре после смерти старого князя Болконского, а также разговор Денисова с Тихоном Щербатым.
А. Пушкин сравнивал Петра с Робеспьером, а в петровских преобразованиях видел «революцию сверху», «белый террор». И если вдуматься, то нельзя не согласиться, что Петр не только первый русский интеллигент, но и первый русский нигилист. Разве не так называются кощунства «протодиакона всешутейшего синода» над величайшими народными святынями?
И ведь такой нигилизм более смелый и опасный, чем нигилизм Писарева в поношении Пушкина.
Так вот и развивалась, начиная с петровского времени, русская интеллигенция, пока не породила великого Хама. Д. Мережковский во время революции 1905 г. написал широко известную статью «Грядущий Хам», в которой по сути предсказал, по каким путям будет развиваться Россия в ближайшем будущем. В той же статье дается совет нам, нынешнему поколению россиян: «Ни религия без общественности, ни общественность без религии, а только религиозная общественность спасет Россию.
И прежде всего должно пробудиться религиозно-общественное сознание там, где есть уже сознательная общественность и бессознательная религиозность, — в русской интеллигенции, которая не только по имени, но и по существу своему должна сделаться интеллигенцией, то есть воплощением интеллекта, разума, сознания России».
(1 votes, average: 5,00 out of 5)