Поэтическое воспроизведение истории Украины в поэзии Максима Рыльского
Тема родной земли не раз воплощалась Рыльским в яркие образы. Это были стихи о волшебной красоте окрестностей Романовки , о прелестях любимого Киева . Фашистское нашествие, оккупация Украины обострили патриотические чувства поэта. Уже в сентябре 1941 г. был создан торжественный хорал «Украине».
В трагические дни поздней осени 1941 г., когда под сапогом немецких оккупантов оказалась почти вся Украина, на антифашистском митинге украинского народа 26 ноября в Саратове Рыльский прочитал только что написанную торжественную поэму «Слово
Верный своей поэтической манере, поэт обратился к давней литературной форме — слову, которая позволяла в полный голос говорить со всем народом. Это взволнованное слово поэта-патриота небезосновательно называют ораторией, но не по аналогии с музыкальным жанром, а в соответствии с
Ритмомелодика, паузы, выделение центрального слова или ключевой мысли — все подчинено одному: выразить и передать слушателю веру в непременную победу.
По жанровым признакам к произведению Рыльского очень близкое «Слово о походе князя Игоря». Влияние древнеукраинского шедевра ощутимо и во многих образах: «Кто золотую порвет струну, Когда в гуслях дух Бояна, Кто дымный запах полыни раздавит мраком туманов, кто черный вытешет гроб На красный Киев наш и Канев».
Идейно-эмоциональный пафос произведения — в утверждении бессмертия Украины и уверенности в победе над кровавым врагом. Родная земля вечна, ведь в памяти миллионов она предстает в богатстве и красоте своей природы. «Степей просторы бездонные, которые зеленым океаном вешенки круг белого Херсона, который свой девичий гибкий стан к днепровского прижимает лону», — это один из волшебных образов, которыми передается красота Украины. Не может погибнуть земля, которую окропил Тарас мелкими росами-слезами. Не умрет Украина, озаренная мудростью Сковороды, думой Кобзаря, словом Каменщика, музыкой Лысенко, славой Заньковецкой. Сила и могущество Украины — в живой памяти о победе в защите родных очагов, о далях соленых казацких морских походов.
Высокий пафос произведения достигается и риторическими, художественно отшлифованными, афористичными вопросами: «Кто может вылить Днепр, Кто властен выплескать море, Кто ваше злато-серебро плугами перепашет, Кто сердца чистого добро злобой черной поборет?».
В разговоре о поэтике «Слова о Родине» нельзя обойти и ее строфику. М. Рыльский использует секстину — шестирядную строфу с щедрым созвучием рифм. Выбор такой строфы тоже обусловливался жанровыми особенностями произведения — большие строфы дают возможность варьировать интонацию. Каждая строфа — нечленораздельное единство. Границы между ними часто устанавливаются не только графическим или логическим способом, но и с помощью анафорических слов.
Строфа, как правило, — это предложение. Но в случае необходимости вокруг одного смыслового центра в одном предложении объединяется несколько строф. Художественное совершенство шестирядных строф, стоящих как мастерски законченные синтаксические единицы, подчеркивается содержательностью параллелизмов, продуманностью повторов.
В поэме также привлекает внимание синтаксическое членение внутри строфы, обусловленное логикой развития авторской мысли. Так, в заключительной части произведения прослеживается математически точное «дробление» строфы на отдельные предложения, что обусловливает больший их динамизм.
«Слово о родной матери» стало в ряд с теми произведениями, которые помогали бороться за победу в войне с фашизмом. Этому же служила и «политональная» поэма «Жажда», в которой центральным, синтезирующим является сквозной образ страсти — чувства неутолимой любви к Родине. О влиянии этого произведения вспоминал, в частности, Василий Стус, который в письме к Малышко отмечал, что воспитанный он «родным духовным хлебом» «Жаждой» Рыльского и стихотворением Малышко «Родина моя».
Раскрывая аллегорически-символическую сущность образа Украины-матери, который был определяющим в нашей поэзии военного времени, Рыльский писал в октябре 1944 г.: «Матерью мы ее звали всегда. Но, может, только теперь, при этих страшных и святых годах, поняли мы и всю теплоту ее голоса, и всю глубину ее ума, и все просторы ее смелости».
(1 votes, average: 5,00 out of 5)