Генерал Раевский и сыновья
Из комментария к одной пушкинской рецензии
В первом номере «Литературной газеты» за 1830 год, в разделе «Смесь», Александр Сергеевич Пушкин без подписи опубликовал короткую рецензию на анонимную «Некрологию генерала от кавалерии Н. Н. Раевского», автором которой был зять героя, декабрист Михаил Федорович Орлов.
Напомним текст пушкинского отклика: «В конце истекшего года вышла в свет «Некрология генерала от кавалерии Н. Н. Раевского», умершего 16 сентября 1829. Сие сжатое обозрение, писанное, как нам кажется, человеком,
С удивлением заметили мы непонятное упущение со стороны непопулярного некролога: он не упомянул о двух отроках, приведенных отцом на поля сражений в кровавом 1812-м году!.. Отечество того не забыло» .
Почему М. Ф. Орлов в своем апологетическом очерке о Н. Н. Раевском ни словом не обмолвился о легендарном подвиге генерала и его сыновей? Почему Пушкин счел необходимым строго попенять Орлову за такое упущение? Цель нижеследующей работы
Начнем с того, что интересующая нас лакуна в орловской биографии героя войны 1812 года была столь разительной, что ее заметил и второй рецензент «Некрологии» Раевского, подписавшийся «П. Св.», то есть — Павел Свиньин. В отличие от Пушкина, Свиньин не стал упрекать Орлова за пренебрежение к славному подвигу, а восстановил справедливость, между делом напомнив в рецензии о том, как отважный генерал «бросался на батареи Наполеона с детьми своими» .
М. Ф. Орлов в своем очерке дипломатично умолчал о деянии Раевского и его сыновей. Другой участник войны 1812 года, близкий в свое время к Раевскому, и вовсе опроверг легендарный подвиг генерала. Этот Другой был поэт Константин Николаевич Батюшков, который в 1813-1814 годах служил у Раевского адъютантом, о чем вспоминал в своих записных книжках 1817 года, при жизни поэта не опубликованных и Орлову, вероятно, неизвестных.
Приведем теперь обширный фрагмент из этих записок: «Раевский командовал тогда гренадерами. Призывает меня вечером кой о чем поболтать у камина «Из меня сделали римлянина, милый Батюшков, — сказал он мне. — Из Милорадовича — великого человека, из Витгенштейна — спасителя отечества, из Кутузова — Фабия. Я не римлянин, но зато и эти господа — не великие птицы Про меня сказали, что я под Дашковкой принес на жертву детей моих». «Помню, — отвечал я, — в Петербурге вас до небес превозносили». — «За то, чего я не сделал, а за истинные мои заслуги хвалили Милорадовича и Остермана. Вот слава, вот плоды трудов!» — «Но, помилуйте, ваше высокопревосходительство, не вы ли, взяв за руку детей ваших и знамя, пошли на мост, повторяя: вперед, ребята; я и Дети мои откроем вам путь к славе, или что-то тому подобное». Раевский засмеялся. «Я никогда так не говорю витиевато, ты сам знаешь.
Правда, я Был впереди. Солдаты пятились, я ободрял их. Со мною были адъютанты, ординарцы. По левую сторону всех перебило и переранило, на мне остановилась картечь. Но детей моих не было в эту минуту.
Младший сын сбирал в лесу ягоды ; вот и все тут, весь анекдот сочинен в Петербурге. Твой приятель воспел в стихах. Граверы, журналисты, нувеллисты воспользовались удобным случаем, и я пожалован римлянином. Et voila comme on ecrit I’historie