Владимир Маяковский. ЛЮБЛЮ. Краткое изложение текста
Обыкновенно так
Любовь любому рожденному дадена,- но между служб, доходов и прочего со дня на день очерствевает сердечная почва. На сердце тело надето, на тело — рубаха. Но и этого мало! Один — идиот!- манжеты наделал и груди стал заливать крахмалом. Под старость спохватятся.
Женщина мажется. Мужчина по Мюллеру мельницей машется. Но поздно. Морщинами множится кожица.
Любовь поцветет, поцветет — и скукожится.
Мальчишкой
Я в меру любовью был одаренный. Но с детства людье трудами муштровано. А я — убег на берег Риона и шлялся,
Без груза рубах, без башмачного груза жарился в кутаисском зное. Вворачивал солнцу то спину, то пузо — пока под ложечкой не заноет. Дивилось солнце: «Чуть виден весь-то! А тоже — с сердечком.
Старается малым! Откуда в этом в аршине место — и мне, и реке, и стоверстым скалам?!»
Юношей
Юношеству занятий масса. Грамматикам учим дурней и дур мы. Меня ж из 5-го вышибли класса.
Пошли швырять в московские тюрьмы.
Меня вот любить учили в Бутырках. Что мне тоска о Булонском лесе?! Что мне вздох от видов на море?! Я вот в «Бюро похоронных процессий» влюбился в глазок 103 камеры.
Глядят ежедневное солнце, зазнаются. «Чего, мол, стоют лученышки эти?» А я за стенного за желтого зайца отдал тогда бы — все на свете.
Мой университет
Французский знаете. Делите. Множите.
Склоняете чудно. Ну и склоняйте! Скажите — а с домом спеться можете? Язык трамвайский вы понимаете?
Птенец человечий чуть только вывелся — за книжки рукой, за тетрадные дести. А я обучался азбуке с вывесок, листая страницы железа и жести. Землю возьмут, обкорнав, ободрав ее,- учат. И вся она — с крохотный глобус. А я боками учил географию,- недаром же наземь ночевкой хлопаюсь!
Мутят Иловайских больные вопросы: — Была ль рыжа борода Барбароссы?- Пускай! Не копаюсь в пропыленном вздоре я — любая в Москве мне известна история! Берут Добролюбова ,- фамилья ж против, скулит родовая.
Я жирных с детства привык ненавидеть, всегда себя за обед продавая. Научатся, сядут — чтоб нравиться даме, мыслишки звякают лбенками медненькими. А я говорил с одними домами. Одни водокачки мне собеседниками.
Окном слуховым внимательно слушая, ловили крыши — что брошу в уши я. А после о ночи и друг о друге трещали, язык ворочая — флюгер.
Взрослое
У взрослых дела. В рублях карманы. Любить? Пожалуйста! Рубликов за сто.
А я, бездомный, ручища в рваный в карман засунул и шлялся, глазастый. Ночь. Надеваете лучшее платье. Душой отдыхаете на женах, на вдовах.
Меня Москва душила в объятьях кольцом своих бесконечных Садовых. В сердца, в часишки любовницы тикают. В восторге партнеры любовного ложа. Столиц сердцебиение дикое ловил я, Страстною площадью лежа.
Враспашку — сердце почти что снаружи — себя открываю и солнцу и луже. Входите страстями! Любовями влазьте! Отныне я сердцем править не властен. У прочих знаю сердца Дом я. Оно в груди — любому известно!
На мне ж с ума сошла анатомия. Сплошное сердце — гудит повсеместно. О, сколько их, одних только весен, за 20 лет в распаленного ввалено!
Их груз нерастраченный — просто несносен. Несносен не так, для стиха, а буквально.
Что вышло
Больше чем можно, больше чем надо — будто поэтовым бредом во сне навис — комок сердечный разросся громадой: громада любовь, громада ненависть. Под ношей ноги шагали шатко — ты знаешь, я же ладно слажен,- и все же тащусь сердечным придатком, плеч подгибая косую сажень. Взбухаю стихов молоком — и не вылиться — некуда, кажется — полнится заново.
Я вытомлен лирикой — мира кормилица, гипербола праобраза Мопассанова.
Зову
Поднял силачом, понес акробатом. Как избирателей сзывают на митинг, как села в пожар созывают набатом — я звал: «А вот оно! Вот!
Возьмите!» Когда такая махина ахала — не глядя, пылью, грязью, сугробом,- дамье от меня ракетой шарахалось: «Нам чтобы поменьше, нам вроде танго бы…» Нести не могу — и несу мою ношу. Хочу ее бросить — и знаю, не брошу! Распора не сдержат ребровы дуги.
Грудная клетка трещала с натуги.
Ты
Пришла — деловито, за рыком, за ростом, взглянув, разглядела просто мальчика. Взяла, отобрала сердце и просто пошла играть — как девочка мячиком. И каждая — чудо будто видится — где дама вкопалась, а где девица. «Такого любить? Да этакий ринется! Должно, укротительница.
Должно, из зверинца!» А я ликую. Нет его — ига! От радости себя не помня, скакал, индейцем свадебным прыгал, так было весело, было легко мне.
Невозможно
Один не смогу — не снесу рояля . А если не шкаф, не рояль, то я ли сердце снес бы, обратно взяв. Банкиры знают: «Богаты без края мы. Карманов не хватит — кладем в несгораемый». Любовь в тебя — богатством в железо — запрятал, хожу и радуюсь Крезом.
И разве, если захочется очень, улыбку возьму, пол-улыбки и мельче, с другими кутя, протрачу в полночи рублей пятнадцать лирической мелочи.
Так и со мной
Флоты — и то стекаются в гавани. Поезд — и то к вокзалу гонит. Ну а меня к тебе и подавней — я же люблю!- тянет и клонит.
Скупой спускается пушкинский рыцарь подвалом своим любоваться и рыться. Так я к тебе возвращаюсь, любимая. Мое это сердце, любуюсь моим я. Домой возвращаетесь радостно. Грязь вы с себя соскребаете, бреясь и моясь.
Так я к тебе возвращаюсь,- разве, к тебе идя, не иду домой я?! Земных принимает земное лоно. К конечной мы возвращаемся цели.
Так я к тебе тянусь неуклонно, еле расстались, развиделись еле.
Вывод
Не смоют любовь ни ссоры, ни версты. Продумана, выверена, проверена. Подъемля торжественно стих строкоперстый, клянусь — люблю неизменно и верно!
‹ Владимир Маяковский. ГЕЙНЕОБРАЗНОЕ Вверх Владимир Маяковский. ЛЮБОВЬ ›
(1 votes, average: 5,00 out of 5)