Сравнительный анализ стихотворений Саши Черного «Санкт-Петербург» и Осипа Мандельштама «Петербургские строфы»
Санкт-Петербург… Вокруг этого города создано множество мифов, его образ не перестает волновать поэтов, писателей, художников, музыкантов. Каким же видят Санкт-Петербург люди, в нем жившие? Попытаемся ответить на этот вопрос на примере анализа стихотворений, написанных в одно и то же время С. Черным и О. Мандельштамом .
Первое, на что обращаешь внимание, это то, что и у Мандельштама, и у Черного показан Петербург непарадный. Для этого используется лексика нейтрального, разговорного стиля в сочетании с просторечиями, синтаксис также предельно
Петербург Саши Черного не имеет каких-то примет, указывающих на его имя, лицо. Вообще, кажется, что автор описывает город, затерявшийся во времени и пространстве: нет никакой ссылки на прошлое и будущее…
Особое внимание следует уделить сложной ритмической организации стихотворения. При таком причудливом смешении двусложных и трехсложных размеров, нефиксированном пиррихии очень трудно выделить какую-то фразу интонационно — автор
Кстати, интерес вызывает цветовая характеристика Петербурга: белый — саван, смерть; желтый — безумие, болезнь; серый — скука, безликость; черный — тьма, смерть — и все это в сочетании с грязью, вонью, ором. В результате всего этого перед нами предстает город-призрак, град Антихриста — и это вполне соответствует мифу Петербурга. Как будто в самом деле начинает сбываться его самое страшное проклятье: «Быть Петербургу пусту!» Петербург постепенно начинает превращаться в город мертвецов.
Теперь обратимся к стихотворению Мандельштама. Петербург этого поэта — город «федерального» значения:
И государства жесткая порфира, Как власяница грубая, бедна.
Город, описываемый Мандельштамом, в отличие от города Саши Черного не призрачен, он имеет свои определенные ориентиры , свою историю. Кстати, об истории: в стихотворении есть несколько ссылок на нее: «На площади Сената — вал сугроба, //Дымок костра и холодок штыка…» — эти слова сразу же напоминают нам о декабристах.
Кроме того, в стихотворении нередко переплетаются настоящее и прошлое:
Черпали воду ялики, и чайки Морские посещали склад пеньки, Где, продавая сбитень или сайки, Лишь оперные бродят мужики.
В этом четверостишии в первых строках употребляются глаголы прошедшего времени, а в последних — настоящего. «Оперные мужики» как были, так и остались.
Такое же сопоставление времен наблюдается и в первой строфе:
Над желтизной правительственных зданий Кружилась долго мутная метель. И правовед опять садится в сани, Широким жестом запахнув шинель.
«Правовед», так же как и «оперные мужики», проходит неизменным сквозь время — именно этим объясняется употребление слова «опять». Здесь, так же как и у Черного, возникает желтый цвет, но в этом стихотворении это, скорее, цвет бюрократии, канцелярии: ведь неслучайно традиционный для литературы XIX века образ маленького человека — чиновника неразрывно связан с Петербургом. Кстати, о литературе: в тексте дважды употребляются пушкинские реминисценции: «Онегина старинная тоска», а также вся последняя строфа стихотворения:
Летит в туман моторов вереница; Чудак Евгений бедности стыдится, Бензин вдыхает и судьбу клянет!
И здесь вновь наблюдается причудливая связь времен: «Чудак Евгений» — герой, можно даже сказать примета века XIX, а вот «моторов вереница» и «запах бензина» — это уже о веке XX. Но здесь, как мне кажется, появляется еще и категория будущего — да, это тот самый туман, а вот что за ним скрывается… Этот вопрос Мандельштам оставил без ответа.
Итак, в «Санкт-Петербурге» и «Петербургских строфах» больше сходств, чем кажется на первый взгляд. Петербург в этих стихотворениях непосредственно связан с Россией в целом. И в том, и в другом стихотворении показан Петербург непарадный.
В каждом из них переплелись легенды и Мифы, создавая определенный образ города, показывающий авторское к нему отношение. У Саши Черного — это таинственный, непонятный город-призрак, в котором автор видит лишь грязь и ужас, где из звуков на фоне общего ора выделяются лишь щелчки кнута да «острое русское слово», привычное настолько, что кажется уже скучным всем окружающим, всем, кроме лирического героя, об обостренном, болезненном восприятии которого говорит следующая фраза: «На крутом повороте забили подковы,// По лбам обнаженных камней». Возможно, отсюда и мотив одиночества, присутствующий в этом стихотворении.
Видимо, лирический герой чувствует себя единственным живым человеком в этом городе, погруженным в атмосферу смрада и ужаса, жители которого к этой атмосфере привыкли настолько, что напоминают мертвецов. Именно от сознания собственного одиночества у него вырывается крик «Караул!», и чтобы хоть как-то избавиться от этого чувства, он обращается к читателю .
У Мандельштама же Петербург — это город со своими приметами, своей историей и своим лицом, пусть не всегда привлекательным. Это город чиновников, город со своим прошлым и настоящим и, видимо, будущим, потому что, так или иначе, какая-то надежда на него все-таки есть и у Мандельштама, и у Черного.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)