Солоухин В. А. биография

Солоухин Владимир Алексеевич , поэт, прозаик. Родился 14 июня в селе Алепино Владимирской области в крестьянской семье. Окончив школу, в 1938 — 42 учился в инженерном училище во Владимире, получил специальность механика-инструменталиста. Во время войны Солоухин служил в войсках особого назначения, охранявших Кремль.

В 1946, опубликовав свои первые стихи в «Комсомольской правде» и осознав свое призвание, поступил в Литературный институт им. М. Горького, который окончил в 1951. Первый сборник стихотворений «Дождь в степи» появился в 1953.

Затем последовали поэтические сборники «Журавлиха» , «Имеющий в руках цветы» , «Жить на земле» , в которых со временем все усиливалось стремление автора к философскому осмыслению жизни.

С 1951 много ездит по стране и зарубежным странам, публикуя репортажи в различных изданиях. Первая отдельная книга очерковой прозы «Рождение Зернограда» вышла в 1955; следующая — «Золотое дно» — в 1956. Книга «Владимирские проселки» привлекла серьезное внимание читателей и критики, получив самые одобрительные отклики. В 1964 опубликовал автобиографический роман «Мать-мачеха».

Особое место в творчестве

Солоухина занимают его художественно-публицистические книги «Письма из Русского музея» и «Черные доски» . В 1964 — 81 был членом редколлегии журнала «Молодая гвардия». Живя в Москве, Солоухин не порывал связи с родными местами, тамошними людьми. В 1965 выходит сборник стихотворений «С лирических позиций». В 1970-е увидели свет книги «Олепинские пруды» и «Посещение 3ванки» . В 1980-е — «Время собирать камни» об Оптиной пустыни и сборник рассказов и очерков «Бедствие с голубями».

Тема русской природы, духовного богатства народа всегда занимала писателя, писал о необходимости их сохранения и защиты. Умер В. Солоухин 4 апреля 1997 в Москве. СОЛОУХИН Владимир Алексеевич , русский писатель и общественный деятель.

Чувством любви к Родине и болью за ее судьбу проникнуты его повести «Владимирские проселки» , «Капля росы» , «Смех за левым плечом» . Одним из первых поднял вопрос о бедственном положении крестьян, разоренных социалистическими экспериментами. В книге «При свете дня» показал антирусскую сущность еврейских большевиков, сознательно моривших голодом русских людей, чтобы заставить их подчиниться своей власти. В книге «Соленое озеро» вскрыл садизм и патологическую жестокость еврейских большевиков в лице одного из ярких их представителей А. Гайдара.

Солоухину принадлежит заслуга одного из зачинателей общественного движения за сохранение национального культурного достояния, исторических памятников и достопамятных мест. В развитии этого движения большую роль сыграли его книги «Письма из Русского музея» , «Черные доски» , «Время собирать камни» . Солоухин был в числе основателей Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры , активным деятелем «Русского клуба», а в 1990-е одним из руководителей движения за восстановление храма Христа Спасителя. В своей последней опубликованной книге «Последняя ступень» остро ставит вопрос о еврейском засилье в России, о стремлении иудейских вождей к мировому господству над человечеством. Посмертно опубликованы мемуары «Чаша» .

Владимир Алексеевич Солоухин — русский поэт и писатель. Владимир Солоухин — родился 14 июня 1924 года в селе Алепино Владимирской области в крестьянской семье. Окончил Владимирский механический техникум по специальности механик-инструменталист.

Первые стихи были опубликованы во владимирской газете «Призыв». После службы в армии , Владимир Солоухин начал всерьез заниматься литературной деятельностью. В 1951 году окончил Литературный институт.

Работал членом редколлегии журнала «Молодая Гвардия» , членом редколлегии, а затем Совета редакции журнала «Наш современник». Главная тема творчества Солоухина — русская деревня, ее настоящее и будущее. В своих публицистических произведениях писатель указывает на необходимость сохранения национальных традиций, размышляет о путях развития русского искусства. Владимир Солоухин является видным представителем «писателей-деревенщиков».

В 1975 году в журнале «Москва» была опубликована нашумевшая автобиографическая повесть «Приговор», где главному герою ставится онкологический диагноз и проводится хирургическая операция. В конце 1980-х гг. в статье «Читая Ленина» одним из первых открыто высказал мысль, что необходимо пересмотреть взгляд на фигуру Ленина в истории России. В годы «перестройки» была популярна мысль, что преступления эпохи правления Сталина являются «извращением ленинских принципов», Солоухин же обосновывал противоположный тезис — что они являются закономерным продолжением ленинской политики. В наследии писателя особое место занимает автобиографическая проза, в которой автор осмысляет историю России XX-го века . Стоя на православно-патриотических позициях, он резко критикует атеизм и интернационализм коммунистической идеологии.

Владимир Солоухин много путешествовал, его произведения переведены на иностранные языки. Награжден орденами «Трудового Красного Знамени», «Знак Почета», «Дружбы народов», государственными и общественными премиями. Умер 4 апреля 1997 года в Москве. Похоронен в родном селе Алепино. Владимир Алексеевич Солоухин родился 14 июня 1924 года в селе Алепине в сорока верстах от Владимира, на берегу маленькой речки Ворщи, в крестьянской патриархальной семье.

Деревенское детство, начальная школа в родном Алепине , семилетка в соседнем селе Черкутине, затем Владимирский механический техникум и диплом технолога по инструментальному производству. Никто не знает, почему из ста четырнадцати сверстников и сверстниц в начальной школе одного обуяла страсть сочинять стихи. Солоухин о себе: Из дополнительных, вспомогательных обстоятельств надо отметить два. Моя мать, Степанида Ивановна, знала наизусть довольно много стихов Некрасова, Сурикова, А. К. Толстого. «Не ветер бушует над бором…», «Поздняя осень, грачи улетели…», «Влас», «Где гнутся над омутом лозы…», «Колокольчики мои — цветики степные…», «Вечер был, сверкали звезды…», «Вот моя деревня, вот мой дом родной…» и многое другое в том же роде было мной схвачено и запомнено наизусть с материнского голоса в четырехлетнем возрасте.

К четырехлетнему же возрасту относится и другое похожее обстоятельство. Моя старшая сестра Екатерина повредила тогда позвоночник, упав с лошади, и, будучи целую зиму малоподвижной, много занималась со мной, читая вслух. А книги ее были — большие с картинками однотомники Пушкина и Лермонтова.

Тамара, лежащая в гробу , и ангел, летящий по небу полуночи были первыми отпечатками на детской душе. Так что когда в школе пришлось учить по требованию тогдашней школьной программы стихи, то приоритета они не имели. Я был уже, как сказали бы ученые люди,- иммунен.

Оспа была привита. В два последние предвоенные года во Владимирской газете «Призыв» появилось несколько стихотворений студента механического техникума, но, к счастью, в моих бумагах они не сохранились, а достать газеты того времени теперь не просто. Дальнейшая судьба молодого человека сложилась так, что он с 1942 года стал жить в Москве и в 1945 году забрел на занятия самого большого и интересного тогда Литературного объединения. Проводящими занятия там можно было видеть Луговского, Тихонова, Сельвинского, Антокольского, Щипачева, Коваленкова, а участвующими в занятиях Луконина, Межирова, Гудзенко, Михаила Львова, Юлию Друнину, Недогонова, Наровчатова, Павла Шубина, ну и более молодую поросль. Удивительно не то, что я чему-то научился на занятиях этого Литобъединения, что-то узнал там и понял,- удивительна та быстрота, с которой произошли психологические и прочие перемены.

От стихов, о которых мне теперь как-то не хотелось бы и вспоминать, за несколько недель я проскочил путь к стихам, которые мечтал бы написать теперь; приблизившись к шестидесятилетнему возрасту, приходится признаться, что в юности поэту как бы шутя, как бы сами собой удаются такие вещи, достичь которых он стремится потом всю жизнь, обогащаясь знаниями и накапливая опыт. Обращаясь к самой ранней лирике, я вижу, что, конечно, тогда я не смог бы написать «Венок сонетов», как и многие более поздние стихи , но зато никогда и не возвратить уже той печати непосредственности , которая лежит на первых стихотворениях и которая, может быть, дороже в поэзии благоприобретенного опыта и умения. Но в целом стихи — самое радостное и дорогое, что было и есть у меня в жизни. Что касается расположения их по разделам, то в этом тоже есть свой смысл и своя закономерность.

В первый раздел мне захотелось включить стихи того далекого для меня времени, когда я впервые почувствовал их как свою профессию от Литературного объединения 1945 года до окончания Литературного института в 1951 году. «Дождь в степи»- фактически мое первое стихотворение, опубликованное в «центральной» печати в июне 1946 года. С этим стихотворением я поступал в Литературный институт, оно было моим первым публичным выступлением на большом вечере поэзии в Центральном Доме литераторов в 1947 году. «Дождь в степи» — называлась моя первая стихотворная книжица в 1953 году. Это мой дебют и мое, так сказать, крещение.

Поэтому стихотворение «Дождь в степи» открывает четырехтомник. «Как выпить солнце» — особый раздел не только в этом издании, но и в биографии поэта. В 1960 году неожиданно написались четыре стихотворения , которые и положили начало этому разделу, а в жизни — целой особенной полосе. Так называемый «верлибр», или, по-русски говоря, свободный стих, когда отказываются от стихотворного размера, от рифмы, от строфы и вообще от всех признаков привычного традиционного стихосложения. Но ведь стихи есть высшая форма организации человеческой речи.

Может ли дезорганизованная речь претендовать на звание поэзии? Дело в том, что до определенной степени речь в свободном стихе вовсе не дезорганизованна. Отсутствие привычных атрибутов восполняется иными средствами: интонацией, внутренними конструкциями поэтической фразы, ритмичными повторами, наконец, смыслом, заключенным в своеобразные, но четкие формулы. Не надо представлять себе дело так, что поэт писал, писал «нормальные» стихи, а потом решил с понедельника писать по-новому. Видимо, какая-то внутренняя логика привела к этому.

Стало казаться необходимым и естественным то, что еще вчера могло казаться искусственным и вообще невозможным. Правда, путь свободного стиха полон соблазнов и, в случае, если изменит чувство меры или при желании злоупотребить, чреват самыми тяжелыми последствиями. Но в пределах разумного свободный стих не только допустим, но и интересен новыми возможностями и новой степенью выразительности. Так или иначе, дань была отдана.

При возвращении на «стезю» амплитуда колебания потребовала своей жертвы, я бы даже сказал, искупления в виде «Венка сонетов»- формы самой строгой и самой сложной, какая только существует в поэзии, но подробнее об этом — в маленьком предисловии, предпосланном «Венку» на соответствующих страницах этого тома. Не имея возможности похвастаться широтой и прямизной поэтического проспекта, на который вывели бы меня мои стихи, я могу сказать только, что я шел по земной, вьющейся меж деревьев и трав незамысловатой, но — хочется верить — своей тропе.