Автор и его герои
Рассказы и повести, написанные в пору художественной зрелости Н. С. Лескова, дают достаточно полное представление обо всем его творчестве. Разные и о разном, они объединены «думой о судьбе России». Россия является здесь многоликой, в сложном переплетении противоречий, «убогой и обильной», «могучей и бессильной» одновременно. Во всех проявлениях национальной жизни, ее мелочах и анекдотах Лесков ищет «сердцевину целого».
И находит ее чаще всего в чудаках и бедоносцах, как бы перекликаясь с Достоевским, писавшим в «Братьях
Первый намек на разгадку тайны, постоянно «густевшей» вокруг Голована, несмотря на предельную чистоту и открытость его жизни, содержит небольшое уточнение: в «кипящую ямину» Голован попал, «спасая чью-то жизнь или чье-то добро». Каждая новая главка рассказа вносит свою долю в расшифровку художественного смысла понятия «несмертельный». И в итоге оказывается, что не посещающий церковь, «сумнительный в вере» Голован является истинным христианином и действительно принадлежит «храму творца-вседержителя», находясь в родстве со всем миром. Строя свою жизнь по законам собственной совести, этот простой русский мужик достигает предельных нравственных высот, и именно ему дано познать «совершенную любовь». «Тайна» Голована у всех перед глазами, но ее разгадка не становится достоянием молвы. Молва приписывает ему единственный «грех» — связь с чужой женой.
На самом же деле Голован и Павлагея, многие годы живя под одной крышей и бесконечно любя друг друга, так и не смогли соединиться. Они так и не позволили себе переступить через другого человека, пусть самого «пустотного и вредного» — спившегося и опустившегося мужа Павлы, которого все остальные считали пропавшим. Легенда, творимая народом, тем не менее оказалась причастна истине.
Во всеобщем тяготении к чуду проявляется потребность самой жизни в высоком, потребность, которая удовлетворяется только бескорыстным и от сердца идущим служением добру. Чудо в лесковском мире всегда идет об руку с жизненной практикой, потому что условием возникновения чудесного является у писателя человеческое деяние, совершаемое «не по службе, а по душе».