Анализ поэмы «Двенадцать»

Гиппиус называла А. А. Блока «потерянное дитя», тем самым подчеркивая трагичность фигуры поэта в нашей национальной истории. Действительно, Блок трагичен своим образом романтика в революции, образом гения, охваченного стихией революции. Трагичен он и своим запоздалым постижением той цены, которую заплатила вся Россия и русская интеллигенция и за дьявольское наваждение — уверенность в том, что к светлому будущему можно прийти через разрушения, кровь, смерть. Блок, очевидец «страшных лет России», со всей своей гениальностью отобразил

процесс русской революции в поэме «Двенадцать», своем самом значимом, самом нетленном творении, потому что именно в этой поэме автор подводит итог безрассудному увлечению русской интеллигенции идей революции.

Пожалуй, в творчестве Блока нет другого создания, возбудившего столь бурную реакцию современников, как поэма «Двенадцать». Это одно из самых выдающихся современных произведений русской поэзии начала XX века «Двенадцать» — объективный дневник революционных событий. В основе «Двенадцати» конфликт, борьба старого и нового, борьба двух «миров».

Поэма начинается словами: Черный

вечер. Белый снег. Ветер, ветер — На всем божьем свете!

В мир ворвалась стихия, ветер. Эта стихия набирает силу, придается разгулу, смешивается с вьюгой и все это обрушивается на город, на души людей. Уже появляются приметы нового времени — плакаты, истрепанный флаг с надпись: «Вся власть — Учредительному собранию!» — поношенность которого выступает символом уходящего времени. И главное — идут двенадцать солдат. Уже чувствуется, что сейчас происходит что-то важное : в борьбу вступили хаос и гармония, свет и тьма.

Но не двенадцать воплощают ту мировую гармонию, идею света. Они скорее — ночная душа города, мира грабежа, убийства: Пальнем-ка пулей в Святую Русь — И вид у них, как у каторжников: В зубах цигарка, примят картуз, На спину б надо бубновый туз. Эта карточная масть — символ неволи, знак заключенных. Куда и зачем они идут? И что значит их радостный рефрен: Свобода, свобода, Эх, эх без креста!

Становится ясно, эти люди готовы к разрушению и насилию: «Выпить кровушки за зазнобушку». Поэт подчеркивает в человеке два начала: черное бесовское и белое Христово. Блок, как романтик, был убежден, что из стихий должна являться на свет гармония. Но мы видим, что шествия двенадцати «апостолов» революции замыкает пес — символ дикого, необузданно злого, жестокого начала. И только где-то далеко впереди, за снежной завесой, видна фигура того, от кого они отказались, сняв с себя крест, — Христос.

Сами же они удивляются тому, как тьма кругом : «Эка тьма!». И это не только темнота ночи, эта ночь в душах двенадцати, не просто ночь, а тьма безверия и слепоты. Доказательством тому является убийство Катьки.

Петруха убивает свою возлюбленную, потому что понимает свободу, как возможность действовать безнаказанно, основным его мотивом является месть. Он и сам не замечает, как становится убийцей. Первоначально Петьку мучает совесть Загубил я, бестолковый, Загубил я сгоряча… ах!

Но красногвардейцы не понимают страданий Петьки, они стыдят товарища за то, что тот «расклеился», говорят о том, что не ничего предосудительного в убийстве ради идеи. Потяжеле будет бремя Нам, товарищ дорогой! Не сложно представить, сколько еще будет невинных жертв на их пути, но то, что Петька переживает из-за, свидетельствует о том, что в нем есть совесть, чувство, которое Блок считал, памятью о Боге.

Совесть убийцы в данном случае трансформируется в страх. И тут появляется Нежной поступью надвьюжной, Снежной россыпью жемчужной, В белом венчике из роз — Впереди — Исус Христос. Чуковский говорил: «Я назвал поэму гениальной. Его темы огромны: Любовь. Бог.

Россия. Его тоска вселенская: не о случайных… изъянах быта, но о вечной непоправимой беде бытия». Эта беда — безверие, отсутствие морального закона.

Блок верил, что Иисус Христос вернется на благодатную русскую землю, которая не разучилась еще терзаться угрызениями совести.

1 звезда2 звезды3 звезды4 звезды5 звезд (1 votes, average: 5,00 out of 5)


Сейчас вы читаете: Анализ поэмы «Двенадцать»