Тема «Скупого рыцаря» — страшная власть денег, того «злата», копить которое еще в 1824 году в пушкинском «Разговоре книгопродавца с поэтом» призывал людей «железного века», «века-торгаша» трезвый буржуа-купец. В монологе барона Филиппа, этого рыцаря-ростовщика, перед своими сундуками Пушкин рисует глубоко бесчеловечный характер «непосредственного возникновения капитала» — первоначального накопления груд «злата», сравниваемых скупым рыцарем с «гордым холмом» некоего древнего царя, который велел своим
воинам «снести земли по горсти в кучу»: — (Смотрит на свое золото.) — Кажется не много, — А скольких человеческих забот, — Обманов, слез, молений и проклятий — Оно тяжеловесный представитель! — Тут есть дублон старинный. вот он. — Нынче Вдова мне отдала его, но прежде — С тремя детьми полдня перед окном — Она стояла на коленях воя. — Шел дождь, и перестал, и вновь пошел, — Притворщица не трогалась; — я мог бы Ее прогнать, но что-то мне шептало, — Что мужнин долг она мне принесла, — И не захочет завтра быть в тюрьме. — А этот? этот мне принес Тибо — Где было взять ему ленивцу, плуту? —
Украл, конечно; или, может быть, — Там на большой дороге, ночью, в роще. — Да! если бы все слезы, кровь и пот, — Пролитые за все, что здесь хранится, — Из недр земных все выступили вдруг, — То был бы вновь потоп — я захлебнулся б — В моих подвалах верных. Слезы, кровь и пот — вот тс основы, на которых строится мир «злата», мир «века-торгаша». И недаром барон Филипп, в котором «злато» подавило и изуродовало его’ человеческую природу, простые и естественные движения сердца — жалость, сочувствие к страданиям других людей,- сравнивает ощущение, которое охватывает его, когда он отпирает свой сундук, с садистическими ощущениями извращенного убийцы: — .сердце мне теснит — Какое-то неведомое чувство. — Нас уверяют медики: есть люди, — В убийстве находящие приятность. — Когда я ключ в замок влагаю, то же — Я чувствую, что чувствовать должны — Они, вонзая в жертву нож: приятно — И страшно вместе. Создавая образ своего «скупого рыцаря», давая яркую картину его переживаний, показывает Пушкин и основные черты, особенности денег — капитала, все то, что несет он с собой людям, вносит в человеческие отношения. Деньги, злато для барона Филиппа — это, говоря словами Белинского, предмет сверхобладания, источник высшей власти и могущества: — Что не подвластно мне? как некий Демон — Отселе править миром я могу; — Лишь захочу — воздвигнутся чертоги; — В великолепные мои сады — Сбегутся Нимфы резвою толпою; — И музы дань свою мне принесут, — И вольный гений мне поработится, — И добродетель и бессонный труд — Смиренно будут ждать моей награды. Здесь своеобразная фигура пушкинского рыцаря-ростовщика приобретает гигантские размеры и очертания, вырастает в зловещий, демонический прообраз грядущего капитализма с его беспредельной алчностью и ненасытными вожделениями, с его безумными мечтами о мировом господстве. Ярким примером срывания такой сверхвласти денег, является тот же «скупой рыцарь». Совершенно одинокий, уединившийся от всего и всех в свой подвал со златом, барон Филипп смотрит на родного сына — единственного человека, кровно близкого ему на земле, как на своего злейшего врага, потенциального убийцу (сын и в самом деле ждет не дождется его смерти) и вора: расточит, пустит по ветру после его смерти все самоотверженно накопленные им богатства. Кульминации это достигает в сцене вызова отцом сына на дуэль и радостной готовности, с какой «поспешно подымает» последний брошенную ему перчатку. Маркс отмечал, между прочим, особые эстетические свойства так называемых «благородных металлов» — серебра и золота: «Они являются в известной степени самородным светом, добытым из подземного мира, так как серебро отражает все световые лучи в их первоначальном смешении, а золото отражает цвет наивысшего напряжения, красный. Чувство же цвета является популярнейшей формой эстетического чувства вообще»1. Барон Филипп Пушкина — мы знаем — своего рода поэт страсти, которой он охвачен. Злато доставляет ему не только интеллектуальное (мысль о своем всевластии, всемогуществе: «Мне все послушно, я же — ничему»), но и чисто чувственное наслаждение, и именно своим «пиром» для очей — цветом, блеском, сверканием: — Хочу себе сегодня пир устроить: — Зажгу свечу пред каждым сундуком, — И все их отопру, и стану сам — Средь них глядеть на блещущие груды. — (Зажигает свечу и отпирает сундуки один за другим.) — Я царствую!. — Какой волшебный блеск! Очень выразительно показано Пушкиным в образе «скупого рыцаря» и еще одно следствие, закономерно вытекающее
из свойственной капиталистическому ка-: коплению «проклятой жажды золота». Деньги, как средство, для человека, одержимого проклятой жаждой, золота, превращаются в самоцель, страсть к обогащению становится скупостью. Деньги, как «индивид всеобщего богатства», дают их обладателю «всеобщее господство над обществом, над всем миром наслаждений, труда. Это то же самое, как если бы, например, находка какого-либо камня давала мне, совершенно независимо от моей индивидуальности, владение всеми науками. Обладание деньгами ставит меня в отношении богатства (общественного) в совершенно то же отношение, в какое меня поставило бы обладание философским камнем в отношении наук.
