Музыкальная романтика прозы К. Паустовского
Проза К. Паустовского в полной мере обладает тем редкостным свойством, какое присуще лишь самой жизни, — она бесконечно разнообразна в своих смысловых, красочных, музыкальных, порой едва уловимых подробностях, неизменно свежа, так что при любом повторном чтении всегда кажется чуточку незнакомой. Это, наверное, и придает каждой встрече с ней легкий привкус неразгаданной прелести. Ее можно перечитывать множество раз и всегда обнаруживать все новые и новые пропущенные раньше оттенки.
Именно так бывает и в самой жизни: мы постоянно находим
Вот почему создается впечатление, что в прозе К. Паустовского, где мир словно постоянно творит и возобновляет сам себя, где слово неотрывно от жизни, традиционно беллетристическая так называемая последняя страница как бы отсутствует. Повествовательные рамки у писателя широко разомкнуты, сюжет размыт. В такую свободную прозу легко входят и естественно в ней перемежаются самые различные
В «Золотой розе» писатель говорит, что среди всех творений разума и рук человеческих именно искусство слова бессмертно. Но оно бессмертно только тогда, когда самоотверженно уходит в жизнь всеми своими корнями, когда жадно вбирает в себя все ее соки, запахи, звуки, краски, ее надежды, страдания, борьбу и любовь.
Сам писатель считал, что своеобразие его художественной манеры заключается, помимо прочего, также и в том, что наряду с грубой, неприкрашенной действительностью, подобно «хотя бы и неяркому свету», сверкает у него «легкий романтический вымысел».
К. Паустовский, конечно же, романтик — по интенсивности чувства, по лирической напряженности интонации, по максимальному использованию всего спектра заложенных в природе красок, по своей рыцарской верной любви к прекрасной музе странствий, а главное, по возвышенному благородству своего духа, мятежности темперамента, презирающего покой, и воинствующей человечности. Но это романтик совершенно особого склада.
Реалистически достоверная и романтически приподнятая проза Паустовского насыщена массой точных знаний и тем легким поэтическим вымыслом, от которого прозаическая строка начинает фосфоресцировать таинственным зыбким блеском. Этот необыкновенный сплав — точности и лиризма, реальности и вымысла, трезвости и восторга — напоминает отчасти золотую розу Жана Шамета. Созданная из благородного твердого металла, она казалась одухотворенной, трепетной и нежной. Ей, наверное, был свойствен тот же легкий звон, какой мы постоянно слышим в большинстве неизменно музыкальных, как бы перезванивающихся между собой фраз-мелодий К. Паустовского.
В своем рассказе о Золотой розе писатель особо подчеркивал, что создана она была из мусора и сора жизни, то есть из того, что часто окружает людей в их повседневном бытии. Слова об искусстве, растущем из сора жизни, очень