Поэтика русского романтизма в контексте поэмы Лермонтова «Мцыри»
Исследователи, как правило, не считают нужным отмечать художественное своеобразие лермонтовской поэмы, во многом построенной в резком противоречии с канонами романтической эстетики,- они категорически и однозначно утверждают: «Мцыри» — романтическая поэма. Подобной констатацией практически и завершается изучение поэмы; задача чрезвычайно облегчается описательным подходом: перечислить в доказательство тезиса хорошо известные черты традиционной романтической поэмы.
Особое место занимает работа Манна. В талантливой фундаментальной
Д. Е. Максимов справедливо писал: Мцыри «лишен внешних признаков исключительности, ореола избранности».
Прежде всего, отмечу неточность в передаче слов Мцыри. Мальчик говорит, что он «обняться с бурей был бы рад» (курсив м. Шеистовая жажда свободы порождала неистовую (и в этом смысле типично романтическую) стилистику выражения своих чувств в момент принятого решения о побеге. А исследователь желание переводит в действие, которое якобы происходит в настоящее время: «Перед нами. братание человека с разгневанной стихией.» У Лермонтова «братания» — нет. Все описание побега выдержано в точном и деловом стиле.
Но ассоциации и уподобления позволяют сделать заключение: «Во всем этом скрыто тонкое движение ассоциаций. Игра идет на том, что Мцыри, «над бездной адскою блуждая» (говоря словами другого стихотворения), удерживается и не совершает рокового шага отпадения, однако повторяет то же движение вниз».
Обратимся к тексту поэмы, проверим подобные выводы и заключения. И увидим, что никакой «игры» у Лермонтова нет и Мцыри не блуждает «над бездной адской», потому что в поэме нет этой бездны (она из другого стихотворения — и это характерно для метода «ассоциаций»), и не собирается Мцыри делать «роковой шаг», и не повторяет он демонский путь «вниз». Все в поэме проще, поэтичнее и содержательнее.
Мцыри, идя по горам, предавался мечтам, «пока полдневный зной мои мечты не разогнал, И жаждой я томиться стал». С высоты увидел он «поток», горную речку, что протекала в долине. И стал он спускаться, «держась за гибкие кусты». Но высота его не пугала «И смерть казалась не страшна!». Благополучно Мцыри «с крутых высот спустился», «И жадно я припал к волне». И здесь не в «адской бездне», как видится исследователю, а в чудесной долине, утолив жажду, Мцыри услышал «грузинки голос молодой». Так у Лермонтова. Закономерно, потому что в поэме действует реальн