Мировоззренческая позиция Максима Горького на протяжении всей жизни писателя тяготела к революционному романтизму, предполагающему необходимость и неизбежность исправления мирового порядка путем внешнего воздействия. Общеизвестно, что Горький являлся гуманистом, следовательно, как и у гуманистов эпохи Возрождения, место Бога в его сознании занимал человек, но человек не обычный, а стоящий выше окружающих его людей, способный повести за собой толпу, способный на высшее самопожертвование, — Человек с большой буквы. Мне кажется, что размышлять
над вопросом, что есть человек, Горький начал уже в первом своем рассказе «Макар Чудра», где показал человека «красивого» и свободного, абсолютно не похожего на других. Затем, два года спустя, герои его рассказа «Старуха Изергиль» уже будут задаваться вопросом, зачем жить: для свободы от людей или для того, чтобы совершить подвиг во имя людей? В пьесе «На дне» автор поднимает вопрос, как жить человеку. И, наконец, в повести «Мать» Горький уже не только не задает никаких вопросов, но и создает образ, являющийся словно бы ответом на все эти вопросы, — человека настолько неординарного, «красивого»,
что создается ощущение, будто Павел и есть новый Мессия. Особое место в дооктябрьском творчестве Горького занимают так называемые «босяцкие» рассказы. Например, «Челкаш», «Коновалов», «Супруги Орловы». В этих «босяцких» рассказах романтизм приобретает реалистическую окраску. Тем не менее, думается, нельзя обвинить Горького в том, что здесь он отошел от романтического взгляда на своего героя: просто герои этих рассказов изображены в гуще жизни. Чтобы убедиться в этом, обратимся к рассказу «Челкаш», написанному в 1895 году. Это произведение можно условно разделить на три части: встреча героев, словесная дуэль и столкновение. Горький начинает свой рассказ в традиционной для него манере — он рисует пейзаж, в котором сочетаются черты как романтического («потемневшее от пыли голубое южное небо — мутно; жаркое солнце смотрит в зеленоватое море»), так и реалистического пейзажа («закованные в гранит волны моря подавлены громадными тяжестями, скользящими по их хребтам, бьются о борта судов, о берега, бьются и ропщут, вспененные, загрязненные разным хламом»). Великолепно дано Горьким и описание порта, который как будто бы «противоречит» морю — «свободной стихии». На фоне этого монстра люди — маленькие, суетливые, их голосов даже не слышно. Изумительна и звуковая инструментовка пейзажа. Только прислушайтесь: «.звон якорных цепей, грохот сцепления вагонов, металлический вопль железных листов, глухой стук дерева, дребезжание извозчичьих телег, свистки пароходов, крики грузчиков, матросов и таможенных солдат». Все детали создают ощущение того, что труд здесь не удовольствие, а рабская каторга. Пейзаж в рассказе не только фон, но и значимый элемент, раскрывающий авторский замысел. Пейзажное обрамление характерно для ранних рассказов Горького. Это же мы видим и в «Челкаше». Появляется описание Гаврилы. В его портрете нет динамики, и представляет его автор сидящим, в то время как Гришка «медленно шагает». «Шагах в шести от него, у тротуара, на мостовой, прислонившись спиной к тумбочке, сидел молодой парень, парень был широкоплеч, коренаст, русый, с загорелым и обве
