Эмоциональный эффект в произведениях Бондарева
Иной раз, читая книги писателей-фронтовиков, трудно было освободиться от впечатления, будто имеешь дело с так называемыми «невыдуманными историями», с изображением реальных событий и лиц, что все случившееся с героями случилось с самим автором. Многие литературные персонажи воспринимались «как живые» в прямом, буквальном смысле слова. Читатели писали им письма, расспрашивали автора об их дальнейшей судьбе.
В очерке «Герой из повести» Юрий Бондарев рассказал, как много лет спустя после окончания войны его познакомили с капитаном
Другой раз случилось еще неожиданнее. Автор «Горячего снега» получил письмо от женщины, узнавшей в санинструкторе Зое, выведенной в этом романе, свою дочь, погибшую
Но ни Борис Ермаков, ни Зоя Елагина, ни Дмитрий Новиков не имели прямых прототипов. Это были фигуры собирательные, образы художественно-обобщенные.
То же можно сказать и по поводу изображаемых событий. Содержание «Горячего снега» при всей его прикрепленно к общеизвестным историческим фактам не было документально точным воспроизведением битвы под Сталинградом, в которой участвовал сам автор романа. В примечании к «Горячему снегу» Бондарев отметил, что «имеет в виду действия 2-й гвардейской армии». Но при этом специально оговорил, что иметь в виду совсем не значит уподобляться историку и последовательно описывать все, что происходило в конце зимы 1942 года в районе Сталинграда и юго-западнее этого города, в котором была окружена трехсоттысячная группировка Паулюса. К примеру, пишет он, «один из главных персонажей романа, командующий армией Бессонов, ни внешне, ни по приметам биографии, ни по характеру не напоминает подлинного командующего 2-й гвардейской армией».
Впечатляющий эмоциональный эффект, как и эффект присутствия, в произведениях подобного типа объяснялся двуединой причиной — уникальным жизненным опытом авторов и искусством выявления своего отношения к материалу и изображаемым лицам. Не будь авторы романов и повестей фронтовиками, их книги не обладали бы, возможно, такой убеждающей правдивостью. Но добиться этой правдивости можно было только при наличии таланта и писательского мастерства.
«Батальоны просят огня» и «Последние залпы», «Горячий снег» и «Берег», о чем не раз говорил Бондарев, были написаны под впечатлением подлинных событий, в них с поражающей психологической правдивостью и художественной рельефностью воплотился собственный опыт и переживания писателя, опыт и психология его героев. Опаленные боями, прошедшие через «семь кругов» ада, они, подобно Борису Ермакову, Дмитрию Новикову или Андрею Княжко, обладали не по годам развитой возмужалостью и твердостью взглядов на жизнь, командирской уверенностью в себе и вместе с тем, вроде бондаревских лейтенантов — Кузнецова и Давлатяна, Алешина и Никитина, сохраняли впечатлительность своей предвоенной юности с ее обостренно эмоциональным восприятием окружающего мира, бескомпромиссностью идеалов и верований, свойственных той поре жизни, которую Бондарев назовет «порой любви, а не ненависти, начала жизни и неверия в возможность смерти».
Мы верили каждому, как живому, реальному человеку, и вместе с тем понимали, что это художественные образы, обладающие огромной силой эстетического воздействия, типы, сотворенные и осмысленные, преднамеренно введенные писателем в созданные им самим художественные обстоятельства и в этих обстоятельствах действующие. Причем действующие каждый по-своему, в соответствии со своей индивидуальной психологией, своем! биографией. Недаром обладающие некой общностью юрой Быкова и Бондарева, Астафьева и Носова, Казакевича и Богомолова не были ни в чем идентичны, не повторяли друг друга.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)