Сон о Тютчеве
Тютчев вышел на прогулку под вечер. Вообще он очень любил переходные часы суток, когда гаснет день и все мироздание открывает двери наблюдательному человеку в свои царские покои. Но в последнее время у него болели ноги, особенно голени, и ему стало не до прогулок в святые вечерние часы.
После смерти Елены Денисьевой Тютчев почувствовал себя очень одиноким, ощутил бездонную тоску. И невероятно прекрасной стала его крупная голова с белыми мягкими волосами.
Он испробовал все: стихи, слезы, политику — ничего не помогало. Елена Александровна
Он шел и думал: «Наша любовь дала жизнь трем детям. Я совершил жалкий поступок, усыновив детей, но что значит эта формальность. И даже дети, которых она безумно любила, усугубляли ее муки. Она страдала, когда я наклонялся к колыбели нашего первенца и когда я забывал это сделать. Она
Он чувствовал, что стихи сегодня будут, да и как им не быть, если сегодня годовщина смерти Денисьевой.
В ее взгляде был укор. Мертвая, она умела терзать еще сильнее, чем живая, и чаша страданий Тютчева наполнялась до краев. И вдруг от боли он заплакал. Мокрые от слез губы прошептали:
Вот бреду я вдоль большой дороги
В тихом свете гаснущего дня.
Тяжело мне, замирают ноги.
Друг мой милый, видишь ты меня?
Ветер скользнул по лицу, остудил глаза и губы. Он говорил с Еленой Александровной, с Лелей:
Завтра день молитвы и печали,
Завтра память рокового дня.
Ангел мой, где б души не витали,
Ангел мой, ты видишь ли меня?
«Вижу!», — тихо и отчетливо произнес голос Денисьевой. «Сим отпущаеши!», — произнес другой голос почти шепотом. И все — тишина. Сумрак. Одинокий старик на дороге. Да, он обрел спокойствие, Денисьева больше не являлась ему. Уже осенью он вернул назад милость Бога, хотя он всегда был вежлив с ним:
О, господи! Дай жгучие страданья
И мертвенность души моей рассей:
Ты взял ее, но муку вспоминанья,
Живую муку мне оставь по ней.