Тема любви в пьесе
ТЕМА ЛЮБВИ В «ГОРЕ ОТ УМА» А. С. ГРИБОЕДОВА Ах, если любит кто кого, Зачем ума искать и ездить так далеко? А. С. Грибоедов «Горе от ума» — — пьеса политическая. По крайней мере, так принято считать.
Чацкий вступает в конфликт с косным, невежественным, ретроградным обществом, терпит поражение, которое принято почему-то считать моральной победой, и уезжает, нет, бежит «искать по свету»… Чего? Политических союзников?
Философов-единомышленников? Нет, «чувства». Вернее, уголка, приюта для своего «оскорбленного чувства».
Пушкин считал, что вся комедия должна была «вертеться» на чувстве, да и главного героя, как известно, Пушкин счел весьма неумным человеком. Зато «чувствительным» Чацкий представляется очень и очень неглупой служанке Лизаньке, которую можно назвать резонером № 3. Она не говорит умных монологов, но все ее реплики — верх остроумия, проницательности и особой женской чуткости. Итак, попробуем рассмотреть ситуацию в пьесе как любовную коллизию.
Во-первых, в нарушение всяких канонов классицизма вместо любовного треугольника мы видим, по меньшей мере, четырехугольник. Чацкий любит
По крайней мере, если логически продолжить мысль Пушкина, можно прийти именно к таким выводам. В целом же и любовный, и общественный конфликт — лишь проявления другого конфликта, внутреннего конфликта Чацкого с самим собой и вообще философского конфликта пьесы, который можно обозначить так: конфликт наших представлений о жизни с самой жизнью. У Грибоедова все герои, которые намечают цель в жизни, терпят крах. Горе от ума, если понимать ум как разработанный план действий, стремление «делать жизнь» с кого-то, постигает и Фамусова, и Молчалина, и Репетилова. И, конечно, в первую очередь, Чацкого и Софью.
В самого деле, Фамусов, призывавший всех смотреть, «как делали отцы», совершенно уничтожен скандалом с Софьей. Во всяком случае, хлопот с ее замужеством теперь будет много. Тугоуховские тоже просчитались: хотели найти выгодного жениха хоть для какой-нибудь из дочерей… но: «Князь, князь, назад!» Молчалин, конечно, сильно осложнил свою карьеру именно тем, что очень уж по расчету действовал: ухаживал за Софьей, она влюбилась не на шутку, потом прогоняет из дома, где было так спокойно и тепло… Графиня-внучка разочарована в балах и кавалерах . Она тоже действует по схеме: выезжать в свет не для того, чтобы веселиться, а чтобы найти выгодную партию. Репетилов вроде бы недавно нашел эту выгодную партию для себя, разработал план, почти как Молчалин, но… «приданого взял шиш, по службе ничего…».
Что же получается? Как только начинаем действовать по плану — жизнь наша не упорядочивается, а разрушается. Особенно это заметно на примере Чацкого и Софьи. Почему Чацкий вообразил, что Софья будет ждать его, влюблена в него? А у него, видите ли, был план.
Он поездит по свету, наберется ума, и, когда он станет еще умнее и образованнее, сделается для Софьи совершенно неотразимым. Он потому ей и не писал, что слишком уверен в непогрешимости и в правильности собственной составленной схемы. И еще он очень хорошо знает, что Софья умна. Кого же ей еще и выбрать, как не его? Она же не полюбит дурака Скалозуба.
Правильно. Но жизнь идет вовсе не по плану. А тем более любовь, о которой было давно сказано: «Тайна сия велика есть». И Софья не влюбилась, конечно, в Скалозуба. Она оказалась даже еще умнее, чем предполагал Чацкий, и влюбилась… в Молчалива.
Почему «умнее»? Потому, что оказалась способной подойти к любви так же, как Чацкий, то есть составить схему дальнейших действий. За Скалозуба она бы вышла по воле отца, если была бы уж совсем похожа на шестерых безликих княжон Тугоуховских.
Нет, Софья хочет все решить своим умом. Идеал героев и героинь Руссо и Ричардсона — любовь к бедному, незнатному , но чувствительному. Подгонять свою жизнь под идеал, требовать от жизни, чтобы она походила на роман, могут натуры возвышенные, разумные, благородные. Словом, совершенные, прекрасные, просто идеальные люди.
Беда только в том, что при этом самой жизни как-то не остается места в этой прекрасной схеме. «Ах, тот скажи любви конец, кто на три года вдаль уедет!» — снова обобщает Чацкий. А жизнь идет себе и идет. С этой точки зрения Грибоедову милее те, кто не пытается жизнью управлять — ни общественной, ни личной.
Самый противный с этой точки зрения персонаж — Наталья Дмитриевна. Она даже хуже Молчалива, потому что добилась всего. «Мой муж — чудесный муж, вот он сейчас войдет». И он, точно, входит. Алле, гоп! — и муж едет на скучнейший вечер. Еще команда — и он кутается и бережется от сквозняков, потому что жене угодно продемонстрировать заботу и пылкие чувства.
А вот он послушно готов признать, что «весело у Фамусовых было». Однако мы чувствуем, что план, построенный и вроде бы осуществленный самодовольной дурой, на грани полного краха. Платон Михайлыч уже напоминает зомби. Еще немного — и он либо умрет от чахотки , либо сопьется, либо вообще пропадет без вести… Итак, Софья, глядя на свою подругу Наталью Дмитриевну, дрессирует себе шпица… простите, мужа из Молчалина.
Однако план дрессировки и здесь терпит крах, но по другой причине, Мол-чалин-то, пожалуй, перехитрит Софью и подыщет себе какую-нибудь Татьяну Юрьевну, которая «балы дает нельзя богаче». Так любовная линия пьесы показывает нам одну нехитрую истину. Жизнь не рынок сбыта товаров, будь этот товар самой полноценной личностью.
Жизнь — сокровенное горение, тайный полет. Так или почти так говорил в одной из своих лекций замечательный современный психолог В. Леви. И еще сказал же Бернард Шоу: «Что такое жизнь, как не цепь вдохновенных безрассудств?» Грибоедов, по-моему, написал пьесу о жизни, а не о политике.
И о самом главном в жизни — о любви. И наконец, о том, что никакие рецепты в этом деле не помогут. Ни вычитанные из романов, ни почерпнутые в путешествиях, ни услышанные от Натальи Дмитриевны.
А тот, кто в любви строит планы и копирует схемы, получит горе… не от любви, а от ума. Позволим себе одно сравнение напоследок. Счастьем или горем была в жизни Андрея Болконского его любовь к Наташе?
И бал, и лунная ночь, и — потом — измена, унижение, последняя горькая встреча, когда уже ничего нельзя было поправить… Если бы мы могли спросить самого Болконского, он ответил бы: «Но и мученья этого я не отдам ни за что в мире» . И — сквозь боль и бред, умирая, — он повторял Наташе слова, которые она, несмотря на свое счастье с Пьером, пронесла в душе через всю жизнь. Это слова князя Андрея о том, что, «ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно Бога за свою рану, которая свела его опять с нею» . Это совсем другая любовь, чем у «чувствительного» Чацкого, который, увидев, что его отвергла даже не невеста , а просто девушка, которой он отвел некоторое место в своих умствованиях, но без которой он спокойно жил три года, понес, извините, ахинею, глубоко оскорбился и отправился по свету искать уголок для своего «оскорбленного чувства».
Разве Чацкий смог бы благодарить Бога за свою «рану»? Нет, Чацкий сделает весь мир виноватым в том, что жизнь не похожа на его так разумно придуманный план… Грибоедов при всем своем огромном уме жил чувством, безрассудством , риском, игрой…
Ни он, ни его якобы политическая пьеса не похожи на умника — резонера, этакого брезгливого очкарика, который — увы! — смотрит на нас с портрета в учебнике..
(1 votes, average: 5,00 out of 5)