Моя встреча с Прекрасной дамой
По традиции классической русской поэзии отношение к женщине и любви всегда было трепетным. Немногие поэты XIX века отваживались описывать эротическую сторону отношений между мужчиной и женщиной. Но XX век многое изменил не только в общественной жизни, но и в литературе. Течение символизма, родоначальником которого считают Валерия Брюсова, положило начало новой эпохе развития темы любви.
В начале своего пути старшие, а затем и младшие символисты провозглашали «земную», плотскую любовь. Это был своего рода протест против старых традиций.
По крайней мере, в эротической лирике «Tertia vigilia» имеется ряд стихотворений, ориентированных именно таким образом: Я узнал безобразие радостей, Весь позор открываемых губ… Само название сборника намекало на то, что книга открывает новый этап творческих поисков Брюсова — третья стража в Древнем Риме была
Она и была тем оружием, которым он боролся с «малой любовью», с «дачными страстями». Так называемая норма «большой любви» не позволяет таким образом смешивать его с другими писателями, видевшими в любви лишь легкую забаву. Тема всепобеждающего и всеопределяющего чувства к женщине проходит через всю поэзию Брюсова. Андрей Белый сказал о нем: «Валерий Брюсов… поэт здоровой целомудренной страсти». Это определение имеет глубокое основание.
Любовь открывалась лирическому герою Брюсова прежде всего как страсть. Она была тем героическим началом в любви, которое только и можно было измерять высшим эталоном: жизнью и смертью. Именно об этом баллада Брюсова «Помпеянка» . Герои этой баллады были засыпаны пеплом, потому что не заметили извержения Везувия. Также в лирике поэта раскрывается и другой вид любви — любовь-нежность и любовь-влюбленность: Страсти сны нам только сняться, но душа проснется вновь, Вечным светом загорятся — лишь влюбленность! лишь любовь! Брюсов воспевает Психею, Клеопатру, Касандру, как женщин, которые умели жить земными радостями.
Высеченные из мрамора слов, они скульптурны, как античные статуи, пластичны, как древние барельефы. Он ставит эти образы рядом с «бессмертным исскуством» — высшая похвала в устах поэта. Брюсовское использование мифа занимает, как известно, особое место в культуре символизма.
Для него не характерно обращение к особенностям «мифологического мышления» человечества. Поэт использует мифологическую образность, естественно входящую в систему высокой нормативности стиля, в непосредственных художественных целях. Но самое главное — это то, что Брюсов смог подойти к теме любви как к явлению жизни космической: Любовью — с мировым началом Роднится дух бессильный твой.
Поэтому его символы — олицетворения отвлеченного понятия. Эта особенность лирики Брюсова роднит его со стихами Блока, посвященными Прекрасной Даме. В них отразились напряженные, подчас трагические переживания личной жизни поэта, его отношения с Л. Д. Менделеевой. Любые прямо названные лица, предметы, события неизбежно оказываются символическими «ознаменованиями» происходящего в иных мирах.
Через весь цикл стихов, представляющий своеобразный «роман», проходит мотив идеальной любви-стремления. Реализуется этот мотив в постоянном ожидании героя встречи с героиней и боязнью этой встречей разрушить возвышенность чувства. Женский образ символичен, у нее множество имен: Прекрасная Дама, Прекрасная Женственность, Вечная Женственность, Вечная Жена, Лучезарность, Она. Но несмотря на всю ее возвышенность, это реальная женщина, как реален и герой. Блок воспел все «ступени» влюбленности, служения Даме.
Он проникал в сложные состояния: чистой мечты, жадных стремлений, горьких предчувствий. «Стихи о Прекрасной Даме» объединены не только темой и лирическими героями, но и сквозным от произведения к произведению развитием мотивов, их внутренней динамикой, сближающей цикл с поэмой. Выделим ведущие мотивы: как уже было сказано, мотив ожидания; мотив недостижимости мечты; мотив двойничества . Особенность этого цикла в неразделенности двух планов — личного, реального и космически-универсального мифа, о путях земного воплощения Души мира. Говоря о характере этого единства, нужно отметить, что психологические, любовные, пейзажные, мистические планы повествования непрерывно связаны.
Звучание стихов Блока вызывает очень сильное эмоциональное и эстетическое сопереживание. Но было бы несправедливо этим ограничить значение цикла. За гранью «отношений» героев читаются еще более глубокие поэтические открытия.
Юному Блоку оказалась подвластной мудрость жизни, во всяком случае в той ее части, которая связана с состоянием любви. Лирика периода «Прекрасной Дамы», несомненно, мистична. Это любовь к Вечной Жене, несущей возрождение миру. Но все же эти стихи — результат конкретных переживаний человека, по-своему воспринявшего теорию Вечной Женственности. Вот такой предстает перед читателем Прекрасная Дама: Над тобой — как свеча — я тиха.
Пред тобой — как цветок — я нежна. Жду тебя, моего жениха, Все невеста — и вечно жена. Одно из самых ярких стихотворений этого цикла — «Вхожу я в темные храмы…».
Оно было написано в 1902 году. Мерность ритма, певучая монотонность строк, даже если не вдумываешься в слова, вызывают чувство высокое, немного торжественное. Оно поддерживается лексикой тоже высокого наполнения: храм, обряд, лампады.
Это стихотворение представляет нам и всю первую книгу, и мир чувств молодого Блока, отгородившегося от «противоречий, сомнений и угроз жизни». Этот мотив стремления к свету, к правде, к преображению мира станет одним из ведуших в творчестве А. Блока. В 1904 году, одновременно со «Стихами о Прекрасной Даме», появился первый сборник стихов А. Белого «Золото в лазури». Основные стилевые особенности стихов этой книги определены уже в ее названии.
Сборник наполнен цветом, оттенками радостных красок, которыми пылают зори и закаты, празднично освещая мир, стремящихся к радости Вечности и Преображению. Тема зорь — сквозной мотив сборника — раскрывается в типично символичном ключе мистических ожиданий. И здесь, как и в следующем сборнике «Симфонии», мистическая фантастика Белого сплетена с гротеском. Такое сплетение двух стилевых стихий станет характерной особенностью стиля А. Белого.
Трактовка теории Соловьева Блоком существенно отличается от изображения Лучезарной в лирике Андрея Белого: Образ возлюбленной — Вечности — встретил меня на горах… Там стоит, Там манит рукой… И летит мир предо мной — Вихрь крутит… Здесь, как видно, с самого начала образ возникает абстрактно: это — «Вечность» с прописной буквы. И хотя поэт вводит некоторые реальные детали, но все переживания лирического героя абстрактно-космичны.
Таким образом, поэзия Белого — это прежде всего поэтическое воплощение философии Вл. Соловьева, вплоть до повторения. Это отвергал Блок, ему было чуждо осмысление теории философа, как череды абстрактных страданий, жертвенности, которые приносит с собой любовь.
Под воздействием Ницше и Шопенгауэра Белый считал, что самой выразительной формой исскуства, которая может охватить все сферы человеческого духа и бытия, есть музыка, — она определяет пути развития исскуства нового времени, в частности, поэзии. Этот тезис Белый пытался доказать своими «Симфониями», навеянными уже идеями Соловьева и построенными на сказочных, фантастических мотивах, средневековых легендах и сказаниях. «Симфонии» полны мистики, предощущений, ожиданий, которые своебразно сочетались с обличением духовного обнищания современного человека, быта литературного окружения, «страшного мира». Этот цикл стихов строился на столкновении двух начал — высокого и низкого, духовного и бездуховного. В первой симфонии некая королева, назвавшая себя «Женой облеченной в солнце», спасает рыцаря, погрязшего в грехе: «Молодой рыцарь забывал припадки ада.
Он был спасен». Однако это еще не означало подлинного возрождения. Слишком страшно прошлое рыцаря, его можно искупить только смертью. Таков «ропот Вечности» исходящей от самой королевы: «Ты увидишься с ней [c Вечностью], но прошлого не загладишь, пока не придет смерть…». Вот еще одно описание Прекрасной Дамы в стихах Белого.
Изображение Прекрасной дамы в поэзии Блока, Белого, Брюсова различно, но всех их роднит то, что Женщину они воспринимают как существо неземное, настолько возвышенное, что приближаться к нему страшно и можно лишь издали наблюдать и восторгаться. И в то же время идеальной она представала именно потому, что земные радости не были ей чужды, но не смогли осквернить ее чистую душу.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)