Две философии жизни в романе И. А. Гончарова «Обыкновенная история»
Роман И. А. Гончарова «Обыкновенная история» начинается с того, что герой покидает родной дом и отправляется на поиски счастья. Александр не может вразумительно ответить на вопрос дяди, зачем он приехал в столицу. Говорит о том, что мечтает о пользе, «которую он принесет отечеству», что его влечет «жажда благородной деятельности». Он пишет стихи и верит в бескорыстную дружбу и великую любовь.
Но, оказывается, совсем не знает, что в Петербурге надо делать «карьеру и фортуну», и не представляет, как их делать. За свои двадцать
Петербург в романе Гончарова — это выражение «нового порядка», дела, «злобы дня», «практического направления»
Александр, при всей своей посредственности, обычности, очень внимательно относится к собственным душевным переживаниям. И вот такой внимательный к себе, герой близорук, а порой жесток и несправедлив в любви. Увлеченный Наденькой, Александр уже ничего не замечает вокруг, кроме своих чувств. Он весь замкнут на них, вернее, на своих переживаниях.
Мир вдруг оказался гармоничным. «…Вот жизнь! — думает Адуев-младший, — так я воображал ее себе, такова она должна быть, такова есть и такова будет!» Но эта гармония достигнута не деятельным творческим преображением жизни, а тем, что Александр просто-напросто отвернулся от дисгармоничной действительности. «Ужели есть горе на свете?» — спрашивает его Наденька. «Говорят есть… — задумчиво отвечал Адуев, — да я не верю…» Курьезны оглядка на литературные образцы, поза самолюбования. «Я двое суток не знаю, что такое есть», — говорит Александр в период своего увлечения Наденькой. И читатель понимает всю относительность его страданий. Многое в поведении, суждениях, переживаниях Александра объясняется тем, что он молод. Его романтизм еще и возрастной: «Я люблю, как никогда никто не любил, всеми силами души…». А ведь он по-своему прав.
Прав, не принимая «мудрость» дяди, утверждающего, что «с Адама и Евы одна и та же история у всех, с маленькими вариантами». Что это за любовь, если она соглашается признать себя повторением уже бывшего? В переживаниях и речах Александра явно виден максимализм юношеского чувства. Но совсем другим показан герой в отношениях с Юлией и Лизой. Он проходит путь от восторженного влюбленного до пошлого и циничного обольстителя.
Жизненные неурядицы Адуева-младшего отражают также его принципиальное нравственное несовпадение с «веком», «Петербургом», «делом». Потерпевший неудачу Александр, уезжая из столицы в родную усадьбу, мысленно обращается к Петербургу: «… прощай город поддельных волос; город учтивой спеси, искусственных чувств, безжизненной суматохи». Обвинения героя одновременно наивны, излишни максималистичны и в то же время во многом справедливы.
Писатель обозначает основные, поворотные моменты в эволюции Александра. Один из поворотов — потрясение, которое герой испытал на концерте. Что же открылось ему? Прежде всего истина, которую он принимает с горечью: он Адуев, не исключение, а один из многих: «Эти звуки внятно рассказывали ему прошедшее, всю жизнь его».
Раз жизнь его можно рассказать, значит дядя прав: он — «как все». Прекрасная музыка, поведение артиста показали Александру, что деление людей на «я» и «толпу» ложно, что возможны и более естественны какие-то другие отношения человека с людьми. Писатель дает яркое сравнение: музыкант — это творческое, индивидуальное, личностное начало, а оркестр — это общее, «толпа», слитное.
Но эти два начала находятся не в антагонистических, а в каких-то новых, загадочных для Адуева творческих, гармонических отношениях. Музыкант заиграл, «оркестр начал глухо вторить, как будто отдаленный гул толпы, как народная молва…». Художник знает какую-то тайну, в его отношениях с оркестром — какой-то прообраз будущих возможных отношений всякого человека и всех остальных людей, человечества.
Адуев размышляет о музыканте, который «с своей глубокой, сильной душой, с поэтической натурой, не отрекается от мира и не бежит от толпы: он гордится ее рукоплесканиями. Он понимает, что он едва заметное кольцо в бесконечной цепи человечества». Покинув Петербург, Адуев-младший начинает понимать, что окружающая его жизнь, при всей ее прозаичности и обыкновенности, значительна, полна глубокого смысла. Живя в усадьбе, размышляя о своем петербургском поражении, Александр обретает простоту и ясность мысли, которые проявляются в его речи.
Фраза, в основе которой, как правило, эффектная, но уже отработанная метафора или сравнение , уступает место простому и ясному слову. Подтверждение тому — его письмо к тетке. Александр понял и сумел выразить то, что жизнь не может преобразиться сразу, стать гармоничной, что к счастью ведет трудный путь. «Признаю теперь, — писал он, — что не быть причастным страданиям значит не быть причастным всей полноте жизни». Гончаров один из первых в прозаическом произведении показал, что в переживаниях обыкновенного человека можно увидеть и игру в страдания, и истинные, глубокие потрясения, которые «очищают душу»; делают человека сносным к себе, и другим и возвышают его».
Теперь он, написал Александр в своем письме, «не сумасброд, не мечтатель, не разочарованный, не провинциал, а просто человек, каких в Петербурге много». Он понял, что жизнь в Грачах — это «сон», «застой», прозябание. Надо возвращаться в Петербург.
Третьего варианта жизнь не дает. Да к тому же сердце «ныло и опять просилось» в петербургский «омут». Письмо из деревни написал уже как бы обновленный Александр — столь значительная перемена произошла с ним. Что обусловило эту перемену?
Гончаров не дает однозначного ответа: и время , и обдумывание пережитого. На смену максимализму, возвышенным порывам пришли уравновешенность, житейская мудрость . Но вместе с нею пришла и усталость души. Александр, как явствует из строк его письма, адресованного дяде, уже согласен признать, что «у всякого мечты со временем улягутся», как у соседа, который «воображал себя героем, исполином — ловцом пред Господом», а теперь «мирно разводит картофель и сеет репу».
В герое уже зародилась и постепенно зреет готовность к компромиссу с «веком». Тут чуть слышно, но уже звучит зловещая нота, предваряющая эпилог, где Александр предстает самодовольным, сытым буржуа. Делец Александр Адуев, собирающийся жениться на дочери Александра Степаныча , — пошлый и отвратительный.
Поразительно, что Гончаров еще в середине 40-х годов, когда капитализм в России только набирал силу, уже предугадал, во что выродится тип буржуазного дельца при катастрофическом убывании в нем естественности и человечности. Так почему же «обыкновенные истории» неизбежно подразумевают нравственный компромисс, а в конечном счете поражение и «романтика» и «прагматика»? У каждого из них — своя система ценностей. Но в главном ущербны обе: и та и другая сориентированы на готовые, взятые извне схемы, внешние по отношению к человеку авторитеты, догмы, будь то «романтическая» свобода или «святые» требования «века». И тот и другой герои пытаются приспособить себя к избранной норме, а не осуществить себя как личность.
В таком случае у человека есть «история», но нет высокой судьбы. Высокая судьба человека — и человека вообще, и данного конкретного — подразумевает в нем героическое начало, творческую, мужественную позицию перед лицом «обыкновенных обстоятельств. Такую позицию, по мысли Гончарова, высказанной позднее в статье «Мильон терзаний», занимают в жизни Чацкие всех времен.
Чацкий, по словам романиста, «передовой воин», «застрельщик», он бьется «для будущего и за всех», Его роль и «страдательная» и в то же время «победительная».