Главная ⇒ 📕Гумилев Н. С ⇒ Яркость, праздничность, восприятия мира в поэзии Николая

Яркость, праздничность, восприятия мира в поэзии Николая

Николай Степанович Гумилев гулял по Петербургу и, словно волшебник, творил и творил чудеса. В своем «Заблудившемся трамвае» он напоминает мне Окуджаву с его «Последним троллейбусом». Он расширил границы видимого мира в бесконечность, наполнил ее чем-то таинственным и загадочным. И мы едем вместе с поэтом «через Неву, через Нил и Сену», и трамвай наш превратился в парусник, и с брабантских розовых манжет сыплется легкое золото кружев, и крокодилы могучими ударами хвостов поднимают в небо миллионы капель желтой нильской воды. Благодаря

Гумилеву в отечественной поэзии возник первозданный могучий мир, требующий от человека мужества и великодушия: Так сладко рядить Победу, Словно девушку в жемчуга, Проходя по дымному следу Отступающего врага.
Гумилева привлекает все необычное, экзотическое, будь то корабль Летучего Голландца, огни святого Эльма, темнокожие мулатки, берега Красного моря, владыки Судана — всего не счесть. Каждое его стихотворение, словно ларец из колониальной лавки, доверху наполнено невиданными диковинками. Сначала — это раздражает. Избыток пряностей притупляет вкус, и начинает казаться, что поэзия вся изошла на мишуру

и блестки. Но таково свойство настоящей литературы — она требует преодоления не только материи текста, но и сложившихся стереотипов восприятия. Гумилев создает новую эстетику, новую стихотворную технику. Он требует от читателя интеллектуальной работы, сотворчества, такого же мощного, равного по силе эстетического порыва. И тогда результат превосходит ожидаемое:
Сегодня я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко на озере
Чад Изысканный бродит жираф.
Гумилев очень хорош на своих фотографиях, где косоглазие не так заметно и почти не портит красоту его лица. Вот он в Африке с ружьем, у ног убитый леопард, вот с некрасивой, но романтичной Черубиной де Габриак, с сыном, вот он — фронтовой офицер, молодой, мужественный с солдатским Георгием на груди. Высшая офицерская награда. Подпись: «Декабрь 1914».
Есть так много жизней достойных,
Но одна лишь достойна смерть.
Лишь под пулями в рвах спокойных
Веришь в знамя Господне, твердь.
Гумилев был истинно русским поэтом. Он писал о тайном трепете души, о жизни и смерти. Он открыл читателю мир прекрасной и благородной романтики, вечную и таинственную красот) его. Стихи поэта дышат мужеством и любовью. Гумилев, несмотря на свою внешнюю недоступность, представляется мне иногда добрым и внимательным школьным учителем, который учит меня и каждого сложной науке свободы и мужества.
Прекрасно в нас влюбленное вино,
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?
Именно так поэт завлекает, захватывает, берет в плен. В этом есть что-то от африканского сафари, что-то от его опыта охотника. Оказывается, Гумилев знает какие-то захватывающие своей безграничностью тайны нашей души. Он не мешает любить иных поэтов: Мандельштама, Тарковского, Ахматову, он просто знает другое — его невозможно не любить. «Не мэтр был Гумилев, а мастер», — скажет Марина Цветаева. И это остается правдой о нем по сию пору. Жестокость отвратительна сама по себе. Она непростительна, когда от нее погибает поэт. Правда, у истинного поэта нет смерти.

(1 votes, average: 5,00 out of 5)