Образ автора в повести «Приключення Тома Сойера»
В образе Тома Сойера Марк Твен изобразил самого себя «Я рассказывал в «Томе Сойере» о собственных проделках,- сообщил писатель своему другу и будущему биографу Пейну.- Я был озорным мальчуганом и доставлял моей матери немало хлопот Но я думаю, что ей это нравилось. У нее не было никаких хлопот с братом моим Генри, который был двумя годами моложе меня. Мне кажется, его неизменное послушание, правдивость и добропорядочность утомляли бы ее своей монотонностью, если б я не вносил разнообразия своим озорством. Генри — это Сид в «Томе Сойере»
Марк Твен раскрыл и других прототипов своих повестей Под именем тетушки Полли он изобразил свою мать, под именем Бекки Тэчер — одну из своих школьных подруг, под именем Гека Финна — своего закадычного друга Тома Бленкеншипа, сына местного пьяницы. У Тома Сойера, чья свобода ограничивалась на каждом шагу, были все основания завидовать
Даже зловещий индеец Джо и добрейший негр Джим имели своих реальных прототипов. Первый «действительно заблудился в пещере и умер бы там с голоду, если б не летучие мыши, которыми он там питался. «В «Томе Сойере» я уморил его до смерти, потому что так нужно было в повести, чтобы было интересней. На самом же деле он остался жив».
Второй — дядюшка Даниэль — без конца рассказывал маленькому Сэму Клеменсу чудесные негритянские сказки. «Этого дядюшку Даниэля я назвал в книге «Джимом» и увез на плоте вниз по Миссисипи. Его доброе черное лицо я люблю и сейчас, как любил шестьдесят лет назад.» — вспоминал Марк Твен, будучи уже глубоким стариком. Повести о Томе Сойере и Геке Финне, несмотря на обилие невы думанных жизненных фактов, отнюдь не автобиографические Отталкиваясь от своих детских впечатлений, Марк Твен соединил пережитое с вымыслом — с обобщенной реалистической правдой Интенсивное действие развертывается на ярко обрисованном социальном и бытовом фоне провинциальной Америки 1840-х годов, когда на Юге еще процветала работорговля.
Если в первой повести рассказ ведется от третьего лица, то во второй рассказчиком выступает сам Гекльберри Финн Но в обоих произведениях Марк Твен одинаково хорошо изображает события с точки зрения своих, юных героев, нигде не отклоняясь от особенностей мировосприятия и психологии детского возраста. При этом автор очень тонко и искусно осуществляет свой художественный замысел: противопоставить богатый душевный мир мальчика из «приличной семьи» и мальчика-бродяги духовной нищете обывателей Сент-Питерсберга; раскрыть вопиющее несоответствие между показной «христианской моралью» и конкретной жизненной практикой, с которой мальчикам приводится сталкиваться на каждом шагу.
Что может быть скучнее утомительной воскресной проповеди, да еще в знойный день? Все скучают и терпят, а Том не выносит скуки. Устроив в церкви уморительный спектакль с жуком-щипачом и пуделем, «Том Сойер шел домой в самом веселом настроении, думая про себя, что и церковная служба бывает иногда ке так уж плоха, если внести в нее хоть немножко разнообразия». Живой ум и находчивость Тома выводят его из всех затруднений и неурядиц, Стоит только вспомнить любой эпизод из его многочисленных столкновений с тетушкой Полли, начиная с побелки забора. Чтобы избавиться от горькой микстуры, Том дает ее «попробовать» коту
— » — Ну, сударь, для чего вам понадобилось мучить бедное животное?
— Мне его жалко стало: ведь у него нет тети.
— Нет тети! Дуралей! При чем тут тетя!
— При том. Если б у него была тетя, она бы сама ему сожгла все нутро! Сама бы ему все кишки припекла, не поглядела бы, что он кот, а не мальчик!
— Тетя Полли вдруг почувствовала угрызения совести».
Таким образом Том Сойер ограждает себя от пристрастия тетушки Полли испытывать на нем новейшие медицинские средства. Благодаря тому, что мальчик не считается ни с какими условностями и говорит обо всем как думает, догматические «истины» подвергаются критической переоценке.
— «Церковь просто дрянь по сравнению с цирком,- заявляет Том.- В цирке все время что-нибудь представляют. Когда я вырасту, то пойду в клоуны»
— «Джо Гарпера он застиг за чтением Библии и с огорчением отвернулся от этой печальной картины».
Автор не дает от себя никаких комментариев, но его сочувствие целиком на стороне Тома. Отсюда и жизнерадостный юмор Марка Твена, не такой уж безобидный, как может показаться на первый взгляд.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)