Сочинение Мотивы личные и земные в лирике Лермонтова
-1 Таков пат рок, таков закон: Но в дальнейшем Лермонтов уточняет свою мысль. Если для Баратынского рок определил природу человека, обрек его на двойственность, и человек уже потому двойствен, что он человек, то у Лермонтова рок и закон отнюдь не выступают вечными и неизменными. Человечество само виновато в своей двойственности и противоречивости, потому что оно изменило своей изначальной светлой и чистой природе, идее вечности и бесконечности жизни.
Вот почему «райское блаженство» возможно — к будущим поколениям «станут: слетаться
В ранней лирике оба мотива — и философско-метафизический, и философско-социальный — мирно уживаются, но Лермонтов
Естественно лить слезы при разлуке, естественно испытывать трепет при свидании, а в звуках заключено это простое и мудрое человеческое чувство, сильное своей непосредственностью. Вот почему и избранная душа, содержащая в себе столь же простые ценности, мгновенно, не раздумывая, не размышляя, бросается им навстречу: Теперь я вижу: пышный свет Однако в том, что герой не знает «значенья» и смысла «песни святой», а ощущает их только через звук, заключено исконное противоречие человеческой природы между чувством и мыслью.
Правда, юный Лермонтов искренне верит в достижимость счастья в будущем: По мысли Лермонтова, естественные явления — образы природы, младенческая чистота чувств ребенка, бескорыстие человеческих отношений, выступающее прежде всего в любви и дружбе,- обладают неоспоримым преимуществом перед «речами», «значенье» которых «темно иль ничтожно». Они предстают перед человеком в своей идеальной и материальной сущности как отсвет небесного огня и как живые, видимые, чувственные движения. Душа, отделенная от плоти, теряет полноту ощущений.
Вот почему не смерть сама по себе, а сомнение в возможном достижении полноты счастья за пределами земной жизни вызывает скорбные ноты в лирике и порождает неудовлетворенность небом и землей.
Для Лермонтова страшна не сама по себе смерть, а уничтожение личности, полное забвение и совершенное исчезновение особого индивидуального мира, равного всему видимому и мыслимому царству. Романтик решительно не удовлетворен перспективой распадения души и тела. Возможно ли ощущение блаженства только дутой и может ли оно доставить всю полноту счастья? В этом для Лермонтова заключен один из главных вопросов бытия.
Поэт склонен ответить на пего отрицательно.
Не кончив молитвы, Максималистский идеал совершенного блаженства, безусловного и абсолютного счастья мыслится Лермонтовым возможным в некоей особой самостоятельной действительности, одинаково похожей и на рай, и на землю. В. Ф. Асмус тонко подметил, что постулируемая Лермонтовым идеальная действительность — не рай и не земля, а срединная область между раем и землей, свободная от земного несовершенства, но содержащая видимый, зримый, явленный образ идеала. Человек, по мысли Лермонтова, не может жить в раю — там обиталище ангелов и бога, от которых к нам доносятся только звуки. Счастье человека не может быть достигнуто ценой его смерти. Конечность жизни отдельного человеческого существа, состоящего из души и плоти, не позволяет ему добиваться рая.
И Лермонтов стремится примирить небо с землей, душу с телом, ибо только так человек обретает гармоническую цельность и воплощает собой идею вечности и бесконечности жизни. И брошусь из битвы Мы сгибнем, наш сотрется след, В лирике Лермонтова постоянно противодействуют мотивы сверхличные и земные. То поэт хочет преодолеть свою земную природу, то ему необычайно дорого его земное существование.
Эти колебания не завершаются победой ни того, ни другого, а образуют коренное противоречие сознания юного романтика.
Так, в стихотворении «Небо и звезды» 1831 господствует чистая эмоциональная стихия, находящая выражение в извилистом и сложном мелодическом и ритмическом рисунке стиха. Поэт стремится к небу и звездам «Только их место занять бы хотел», но он всего лишь человек «Звезды и небо!-а я человек!». Двойственность человеческой натуры у Лермонтова то изначально задана, то порождена несовершенством реального мира.
Лермонтов не ограничивается метафизикой и, в отличие от шеллингианцев, не склонен объяснять недостижимость счастья одними противоречиями человеческой природы. Причиной извечной двойственности человеческой природы все чаще выступает несовершенство земного мира. Подобные мотивы имеются уже в ранней лирике.
В стихотворении «Отрывок» «На жизнь надеяться страшась: » первоначально выдвигается обычная для романтиков мотивировка: Не для людей был сотворен.
Напротив, в стихотворении «Земля и небо» 1830- 1831 преобладает рассудочность и отдается предпочтение земному началу. Романтик мечется между бесконечностью души и конечностью плоти, желая безусловности и вечности чувственных наслаждений, получаемых от красоты природы, любви, дружбы, созерцания величественной гармонии мироздания. Но смертный предел, положенный человеческой жизни, грозит отнять у него эти наслаждения. Наш прах лишь землю умягчит «Отрывок», 1830,