Проблема семейного счастья в драме Г. Ибсена «Кукольный дом»
Заканчивался насыщенный важными событиями, но относительно спокойный XIX век. Словно в предчувствии будущих исторических ураганов, человечество переживало социальные трагедии и морально-этические перевороты. Уже ничто не могло спасти общество от неотвратимых изменений, но человек должен был устоять, не потерять чувство собственного достоинства, не согнуться под житейским беспорядком. Но вообще, возможна ли защита от судьбы, которая стоит уже на пороге и стучит в дверь? Над этим и другими вопросами стал задумываться норвежский драматург
«Кукольный дом» поставил перед читателями и публикой непростые вопросы. Сам драматург был человеком сурового, но щедрого характера, и его всегда привлекали открытые, достойные любви люди, умеющие жертвовать не только своим благополучием, но и собой. Ибсен
Торвальд даже собирается отстранить Нору от воспитания детей. Ситуация разрешается довольно просто: поняв, что поступил совсем непорядочно, Крогстад отказывается от своих притязаний, говоря, что ничто не угрожает Норе и Торвальду. Торвальд счастлив, однако, Нора уже не та. Женщина поняла, что, желая семейного счастья, она пошла на это преступление, а в результате потеряла чувство собственного достоинства. В руках мужа она стала любимой игрушкой. Дом, построенный на лжи и обмане, не может быть настоящим домом: словно игрушечный домик, он разрушается после первого наступления злой судьбы. Нора собирается уйти из дома. На вопрос обеспокоенного Торвальда, вернется ли она, звучит решительный ответ: «Для этого должно произойти чудо из чудес, чтобы совместная жизнь по-настоящему стала браком. Торвальд пытается удержать Нору, напоминая ей о так называемом «долге перед мужем и детьми». В ответ он слышит то, что совсем не ожидал услышать: Нора отвечает, что она не только мать семейства, но «прежде всего человек, такой же, как и ты, — или, по крайней мере, должна стать человеком». Своей драмой «Кукольный дом» Генрик Ибсен вскрыл глубокое несоответствие между благопристойной видимостью и внутренней порочностью изображаемой действительности, выразил протест против всей системы общественных установок, требуя максимальной эмансипации женщины.