«Эдикт» Бенджамина Франклина

Новый этап в творчестве Франклина начинается в предреволюционный период. Мысль философа приобретает большую широту и глубину, обращаясь от рассмотрения проблем морали к обсуждению насущных общенациональных политических вопросов. Растет и мастерство Франклина: добродушный, близкий к народным истокам юмор перерастает в бьющую без промаха сатиру. Это заметно уже в опубликованном в 1759 г. ярком «Историческом очерке конституции и правительства Пенсильвании». В нем запечатлена борьба колонистов в лице Ассамблеи, представлявшей интересы

колонии, против ее владельцев. Франклин предпослал «Очерку» выразительный эпиграф: «Те, кто готов отказаться от основной свободы ради кратковременной безопасности, не заслуживают ни свободы, ни безопасности».
Передовые круги английской столицы, которые в разгоравшемся столкновении приняли сторону колонистов, горячо приветствовали появление очерка. В то время сам Франклин считал необходимым сохранение союза с метрополией, призывая к устранению злоупотреблений с помощью разумных законодательных мер. Красноречиво свидетельствовал об этом «Допрос доктора Бенджамина Франклина в английской Палате общин» (1766), по поводу которого Э. Берк заметил, что это напоминало попытку школьников атаковать своего учителя. Когда же выявилась невозможность мирного урегулирования конфликта, поскольку английская корона не желала признать за колониями тех прав, которые колонисты воспринимали как естественные и неотторжимые, Франклин обратил против тиранов весь яд своей сатиры. В таких произведениях, как «Эдикт прусского короля» (1773) или «Руководство к тому, как из великой империи сделать малую» (1773), он жестоко бичует врагов американской независимости. Использовав одну из популярнейших в XVIII в. форм — форму просветительской иносказательной притчи, Франклин желчно высмеивает притязания английской короны.
«Эдикт» составлен от имени прусского короля, якобы заявившего права на Великобританию. В «Руководстве» он с самым серьезным видом убеждает английского короля в необходимости принятия мер, которые неизбежно должны привести к утрате колоний, словно в том и состоит горячее желание монарха. В действительности же Франклин называл все те реальные шаги, с помощью которых Англия надеялась укрепить свое владычество в американских владениях. Таким приемом он добивался сильного комического эффекта, позволявшего острее выявить несправедливость гонителей свободы и в то же время укрепить патриотические стремления в сердцах соотечественников.
Не оставлял Франклин в это время и своей излюбленной темы: морали. Именно в разгар споров о судьбах Америки он пишет «Притчу против преследования» (1774), направленную против всех форм религиозной нетерпимости, особенно характерной для американского пуританства. В конце 70-х и на протяжении 80-х гг. XVIII столетия Франклин создает серию маленьких шедевров: это притчи «Однодневка; символ человеческой жизни» (1778), «Свисток» (1779), «Диалог между Франклином и подагрой» (1780), «Искусство видеть приятные сны», «Нравственность игры в шахматы» (время написания последних не установлено) и др. В них с мягким юмором, по-отечески учит он искусству жить, призывая довольствоваться скромными, повседневными радостями, и не отравлять своего существования ни погоней за обманчивыми посулами завтрашнего дня, ни упованием на мир иной, стойко сносить житейские невзгоды, проявляя непреклонность в достижении избранной цели.
Особое значение в развитии американской общественной мысли имели сочинения Франклина, посвященные индейцам и неграм. Он проявлял редкую для своего времени широту взглядов, распространяя просветительское учение о равенстве на представителей других рас. Убежденный противник рабства, Франклин неоднократно выступал в печати, призывая покончить с ним, и основал первое в Америке аболиционистское общество, став его председателем. В «Обращении к населению» (1789) Франклин называет рабство «жестоким унижением человеческой природы» и показывает деградацию человека под влиянием рабства, считая это наиболее убедительным доводом в пользу его отмены. «Несчастный человек, — пишет Франклин, — с которым долго обращались, как с животным, очень часто опускается и не имеет человеческого достоинства. Тягостные цепи, которые связывают его тело, сковывают и его умственные способности и ослабляют общественную привязанность его сердца. Он привык двигаться, как машина, по желанию хозяина, у него приостанавливается мышление; у него нет права выбора; причины и следствия имеют очень небольшое влияние на его поведение, потому что им управляет чувство страха».
Но, вероятно, никто лучше Франклина не отдавал себе отчета в том, что решение вопроса не сводится лишь к дарованию рабам свободы. Его прозорливость подтвердилась всем ходом дальнейшей американской истории. «При этих обстоятельствах свобода для него [негра] может часто оказаться несчастьем, и это будет пагубно для общества», — предупреждал он, предложив в «Плане улучшения условий существования свободных негров» (1775) систему мер, направленных на то, чтобы сделать их полноправными и полноценными гражданами республики.
Своеобразным завещанием Франклина стал опубликованный за 24 дня до смерти великого философа-просветителя памфлет «О работорговле». Вновь обратившись к одному из излюбленных просветительских жанров — аллегорической «восточной сказке», Франклин зло высмеял доводы защитников рабства и работорговли. Пародируя проходившие в 1789 г. дебаты в конгрессе, вызванные предложением Франклина о запрещении работорговли, он предоставляет в сказке слово члену дивана Алжира Сиди Магомет Ибрагиму. Особую остроту его рассуждениям придает то, что в роли рабов выступают на этот раз «христианские собаки». Защищая институт рабства, вельможа привлекает весь арсенал доказательств, мало изменившихся и поныне. Вначале он говорит, что если не обращать в рабство христиан, то в жарком климате никто не станет обрабатывать поля; завершает он свои рассуждения так: христиане, по сути, «только меняют одно рабство на другое, и я бы сказал, на лучшее. Здесь они имеют возможность познакомиться с единственно истинным вероучением и тем самым спасти свои бессмертные души».
Ополчаясь же против тех, кто по собственному желанию все же освобождал рабов, подрывая тем самым существование столь замечательной системы, оратор объяснял их поступки низменными мотивами, ибо «не великодушие и не человеколюбие побуждало их к этому, а сознание тяжести грехов и надежда на избавление от проклятия за мнимую заслугу совершения такого доброго дела».