Велика роль Герцена в истории демократической печати и русской литературы. Он явился прямым предшественником таких писателей, как Чернышевский, Салтыков-Щедрин, Короленко («История моего современника»), М. Горький («Мои университеты»). Многие выдающиеся представители русской и зарубежной литератур с восторгом говорили о выдающемся значении Герцена-публициста, о его художественном таланте, великолепном стилистическом мастерстве. Разоблачая с негодованием и сарказмом господствующие классы России во главе с Николаем

«Кто мог пережить, тот должен иметь силу помнить». Мужество памяти, к которому призывал Герцен, самому ему было присуще вполне и стояло у истоков замысла «Былого и дум». За какие-нибудь несколько лет, с 1848 по 1852 год, он пережил духовный переворот, интенсивность и последствия которого по праву были охарактеризованы как «духовная драма» Герцена. Тогда же из своей большой семьи, состоящей из

Герцен одинаково принадлежит русскому делу и русскому слову. И одна из самых привлекательных черт его личности именно в том и заключается, что он-одновременно деятель и созерцатель, политик и поэт. Он был больше своего дела, и его практика не могла утолить его теории. Он не только Был, Но и созерцал бытие. Он жил свою жизнь как поэму, он запоминал и записывал

Годы московской жизни (1842-1847) были важным и плодотворным этапом его духовного роста и литературной деятельности. «В крепостной России 40х годов XIX века,- писал В. И. Белинский о Герцене,- он сумел подняться на такую высоту, что встал в урозень с величайшими мыслителями своего времени». В эти московские годы Герцен написал несколько больших философских работ, повести «Сорока-воровка», «Доктор Крупов» и роман «Кто

С полным правом можно сказать, что в «Былом и думах» он исследует свои воспоминания и стремится не только ярко передать их — он их проверяет, насколько они точны. Он выясняет, насколько они соответствуют детской психологии. Оказывается, не так проста духовная жизнь ребенка! Разбираясь впоследствии в своих воспоминаниях, Герцен убедился сам и убедил читателя «Былого и дум» в том, что подросток

В художественных произведениях, созданных в период эмиграции, Герцен вновь обращается к размышлениям о судьбах человечества («Поврежденный», 1850-1851), о противоречиях буржуазного общества («Трагедия за стаканом грога», 1863) и др. Наибольшее же внимание Герцен уделял созданию самого большого по объему и самого значительного по содержанию своего произведения — мемуаров «Былое и думы». Его мемуары подняты до уровня большого искусства. Мощное воздействие, которое

Ценность мемуаров зависит от автора, от значимости того, что он видел и с кем встречался. В особенности, если рассказчик — личность незаурядная, то интересен и он сам, и его отношение к тем событиям, людям, с которыми он сталкивался. К таким мемуарам относят произведения А. Герцена «Былое и думы», В. Короленко «История моего современника» и др. Не все мемуары являются художественными.

Знал ли Герцен свой народ? Правильно ли он предугадывал путь его дальнейшего развития? Герцен искренно считал, что живет он и действует ради блага народного. Та клятва на Воробьевых горах, которую они с Огаревым дали в детстве, клятва борьбы с деспотизмом и мести за декабристов, была для него самого в конечном счете клятвой в верности делу освобождения русского народа. Он много

Против многого — и, в частности, против слишком резких насмешек, которые решительные революционеры из «Современника» обрушивали на умеренных обличителей, тех, кто критиковал не господствующую систему, а ее отдельные недостатки. Спор между «Колоколом» и «Современником» вызвал радость у их общих недоброжелателей, тем более, что Герцен позволил себе в статье слишком резкие, несправедливые упреки, бросавшие тень на чистоту, честность намерений Чернышевского, Добролюбова,

Герцен в общем «принял» тех новых людей, которых изобразил Чернышевский в «Что делать?». Он их видел и в Лондоне. «Русские молодые люди,- писал он,- приезжавшие после 1862, почти все были из «Что делать?» с прибавлением нескольких базаровских черт». Он знал, что этим «молодым штурманам будущей бури» принадлежит руководящая роль на новом этапе революционной борьбы, из их среды выходят «герои времени».

Снова перед Герценом встает вопрос о вариантности в жизни отдельных людей и в истории народов. Разными путями могла бы пойти жизнь Матвея. Сложись обстоятельства иным образом — и другая участь ожидала бы его. Однако случайность не отменяет закономерности. Ведь любые случаи выпадают в соответствии с вероятностью. А для массы русских крепостных Матвеев наиболее вероятны, с точки зрения Герцена, только три