Театры Испании в 1844 году
Чтобы дать наиболее точное понятие o состоянии мадридских театров за первое время после регентства Эспартеро, мы приводим здесь выдержку из записок Ксавье Дюрьэ, одного из тех немногих французов, которые долго жили в Испании и, следовательно, могут говорить o ней с полным знанием дела. Записки эти помещались в журнале Bevue des Deux-Mondes за 1844 г., и вот что сообщается в них, между прочим:
«Мадридские театры существуют совсем при других условиях, чем английские, или французские. В дни первых представлений вы не увидите y подъездов de la Cruz и del Principe той
Все места и дешевые и дороги — тщательно занумерованы и разделены, так что взявший билет спокойно может возвратиться к своим делам, с полной уверенностью, что, как бы ни запоздал, всегда найдет свое место свободным.
«За исключением Circo, где танцуют наши
После 1823 года, на исходе царствования Фердинанда VII, приступили к сооружению нового театра; и теперь еще помнят многие из жителей Мадрида, как работал над украшением лож и сталей молодой резчик, сын простого немецкого гебаниста, сделавшийся впоследствии одним из самых мощных и вдохновенных поэтов современной Испании. Мы говорим o доне Хуане-Эжение Гарценбуше, об этом причудливо-гениальном таланте, главное произведение которого Los Amantes de Teruel прославилось на всю Европу.
«После смерти Фердинанда VII, независимые кортесы сочли унизительным для своей державной власти заседать в тех самых залах королевского дворца, где собирались в прежние времена по воле неограниченных монархов; они непременно хотели иметь иное помещение и, в ожидании окончания постройки нового грандиозного здания Палат. Мы разумеем здесь тот роскошный дворец, что стоит теперь на соединении двух улиц San Geronimo и Prado, обращенный своим фасадом к той площади, где воздвигнута статуя в честь дона Мигуэля де Сервантес бесцеремонно присвоили себе на время залу театра. Вот почему и величественные трагедии, и слезные драмы, и бытовые комедии до сих пор еще играются на таких тесных, плохо cколоченных подмостках, какими не удовольствовались бы самые последние из наших водевильных трупп.
«В дни первых представлений все места сверху до низу бывают, заняты зрителями. Полная приятного ожидания, толпа держит себя чинно, ничем не нарушая безмолвия, но она уже заранее решила, что не потерпит, ни одной минуты промедления, из — за какой бы, то, ни было неисправности театральной администрации. За четверть часа до определенного начала спектакля происходит шумное передвижение размещающейся публики; затем все глаза устремляются на занавес, и тишина водворяется снова, на этот раз такая глубокая, что при сильном ветре, можно явственно расслышать плесканье волн Мансанареса. Но иногда занавес остается неподвижным долее, чем это положено, и старый комический поэт дон Леандро Моратин, изображенный на нем между Кальдероном и Тирсо де Молина, все продолжает глядеть на недовольных зрителей с своей насмешливой улыбкой.
Тогда по зале раздается тысячеустый крик нетерпеливый, гневный, проникающий в самую дальнюю закулисную глубину, и вызывает к ответу бледного, растерянного директора. Да и нельзя не смутиться перед такой грозой: все от великосветских франтов до чернорабочих , старики и молодые одинаково приведены в негодование; женщины и те вскочили с своих мест и, подавшись вперед, с открытой головой, с сверкающим взглядом, грозно стоят, опираясь на борта балконов и лож. Вы услышите тогда, как из этих прекрасных уст вырываются те грациозного раздражения, чисто кастильские восклицания, которыми всякая уроженка Мадрида, как бы высоко она ни стояла на общественной лестнице, выражает свое неудовольствие или досаду.
«Когда, посредством умоляющих жестов, несчастный директор добьется наконец, чтобы его выслушали; он заикаясь просит подождать еще несколько минут ради какой ни будь знаменитости. И что же, к удивлению своему, вы часто видите, что публика мгновенно успокаивается и затихает. Вот при таких-то случаях всего лучше определяется степень значения и популярности того или другого артиста: если почему ни будь замедлит выходом любимая певица, или танцовщица, ее терпеливо ждут полчаса и более, но к драматическим актрисам относятся далеко не так благосклонно, тут исключения допускаются разве только для таких светил, как Матильда Диес и Теодора Ламадрид.
Иногда, чтобы умерить нетерпение публики, ей обещают роскошные костюмы, невиданные декорации; но это уж отчаянное средство, потому что пылкое южное воображение мгновенно может представить себе такие чудеса, перед которыми померкнет всякая действительность, хотя бы в обещанных костюмах сияли все бриллианты кастильских корон, a декорации равнялись великолепием с той волшебной панорамой, что развертывается во всю неоглядную ширину с вершин Гибралтара, простираясь через синее море до горных цепей Атласа».