Творчество Миколая Рубцова

Из воспоминаний Станислава Кунаева: «С Тверского бульвара в низкое окно врывались людские голоса, лязганье троллейбусных дуг, шум проносящихся к Никитским воротам машин. В Литинституте шли приемные экзамены, и все абитуриенты по пути в Дом Герцена заглядывали ко мне с надеждой на чудо. Человек по десять в день. Так что настроение у меня было скверное. Заскрипела дверь. В комнату осторожно вошел молодой человек с худым, костистым лицом, на котором выделялись большой лоб с залысинами и глубоко запавшие глаза. На нем была грязноватая белая рубашка,

выглаженные брюки пузырились на коленях. Обут он был в дешевые сандалии. С первого взгляда видно было, что жизнь помотала его изрядно и что, конечно же, он держит в руках смятый рулончик стихов.
— Здравствуйте, — сказал он робко. — Я стихи хочу вам показать. Молодой человек протянул мне странички, где на слепой машинке были напечатаны одно за другим вплотную — опытные авторы так не печатают — его вирши. Я начал читать.
Взбегу на холм и упаду в траву.
И древностью повеет вдруг из дола!
И вдруг картины грозного раздора
Я в этот миг увижу наяву.
Россия, Русь — куда я ни взгляну!
За все твои страдания и битвы
Люблю твою, Россия, старину,
Твои леса, погосты и молитвы.
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Смотри, опять в леса твои и долы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных времен татары и монголы.
Они несут на флагах черный крест.
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов в окрестностях России.
Кресты, кресты.
Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони
И друг увижу: смирно на лугу
Траву жуют стреноженные кони.
Заржут они — и где-то у осин
Подхватит эхо медленное ржанье,
И надо мной —
Бессмертных звезд Руси,
Спокойных звезд безбрежное мерцанье.
«Видение на холме»
— Я оторвал от рукописи лицо, и наши взгляды встретились. Его глубоко запавшие махонькие глазки смотрели на меня пытливо и настороженно.
— Как вас звать?
— Николай Михайлович Рубцов».
Из воспоминаний Г. Горбовского: «Николай Рубцов — поэт долгожданный. Блок и Есенин были последними, кто очаровал читающий мир поэзией — не придуманной, органической. Время от времени в огромном хоре советской поэзии звучали голоса яркие, неповторимые. И все же — хотелось Рубцова. Требовалось. Кислородное голодание без его стихов — надвигалось. Долгожданный поэт. Но. не секрет, что многие даже из общавшихся с Николаем узнали о нем как о большом поэте уже после его смерти.»
Прикоснуться к строкам Рубцова — значит прикоснуться к чему-то светлому и доброму.
Меж болотных стволов красовался восток огнеликий.
Вот наступит октябрь — и покажутся вдруг журавли!
И разбудят меня, позовут журавлиные крики
Над моим чердаком, над болотом, забытым вдали.
Широко по Руси предназначенный срок увяданья
Возвещают они, как сказание древних страниц.
Все, что есть на душе, до конца выражает рыданье
И высокий полет этих гордых прославленных птиц.
Широко на Руси машут птицам согласные руки.
И забытость болот, и утраты знобящих полей —
Это выразят все, как сказанье, небесные звуки,
Далеко разгласит улетающий плач журавлей.
Вот летят, вот летят. Отворите скорее ворота!
Выходите скорей, чтоб взглянуть на высоких своих!
Вот замолкли — и вновь сиротеет душа и природа
Оттого, что — молчи! — так никто уж не выразит их.
«Журавли»
Задумываясь над первоистоками этой красоты, унесемся в Беломорье — край суровый, богатый сказками, преданиями, легендами. Здесь, в селе Емецк Архангельской области, 3 января 1936 года родился Николай Рубцов.
Рубцов рано остался сиротой. Мать умерла. Отец ушел на фронт. Сохранились мемуарные записи, которые сделал Рубцов в последние годы жизни. «Шел первый год войны. Моя мать лежала в больнице. Старшая сестра поднималась задолго до рассвета, целыми днями стояла в очередях за хлебом, а я после бомбежек с большим увлечением искал во дворе осколки, и если находил, то гордился ими и хвастался. Часто я уходил в безлюдную глубину сада возле нашего дома, где полюбился мне один удивительно красивый алый цветок. Я трогал его, поливал и ухаживал за ним, всячески, как только умел. Об этом моем занятии знал только мой брат, который был на несколько лет старше меня. Однажды он пришел ко мне в сад и сказал: «Пойдем в кино». «Какое кино?» — спросил я. «Золотой ключик», — ответил он. Мы посмотрели кино «Золотой ключик», в котором было так много интересного, и, счастливые, возвращались домой. Возле калитки нашего дома нас остановила соседка и сказала: «А ваша мама умерла». У нее на глазах появились слезы. Брат мой заплакал тоже и сказал мне, чтобы я шел домой. Я ничего не понял тогда, что такое случилось., но сердце мое содрогнулось, и теперь часто вспоминаю я кино «Золотой ключик», тот аленький цветок и соседку, которая сказала: «А ваша мама умерла».
. Этот цветочек маленький
Как я любил и прятал!
Нежил его, — вот маменька
Будет подарку рада!
Кстати его, не кстати ли,
Вырастить все же смог.
Нес я за гробом матери
Аленький свой цветок.
Детство кончилось. До боли жалко шестилетнего мальчика Колю, его братьев и сестер, оставшихся без отца и матери. Много позже в одной из автобиографий Рубцов напишет: «Детство прошло в сельском детском доме над рекой Толшмой — глубоко в Вологодской области».
Никольское он всегда считал своей родиной. Здесь он окончил семилетку. И отправился в лесотехнический техникум. Учился он в нескольких техникумах, но ни одного не закончил.
Мальчишкой, не видевшим моря, бредил им. Мечта привела его, 16-летнего, в Архангельск, где он попал кочегаром на рыболовецкое судно. Манили и большие города. В 1955 году он уже работает в Ленинграде, отсюда на четыре года уходит служить во флот. Здесь начинает писать и печататься во флотских изданиях.
Как я рвался на море!
Бросил дом безрассудно
И в моряцкой конторе
Все просился на судно.
Экстерном закончив вечернюю школу в Ленинграде, Рубцов приезжает в Москву. Утверждение поэтических представлений поэта и его взглядов на жизнь происходит уже в Москве, в пору учебы в Литинституте имени М. Горького. В Литинститут Рубцов пришел с немалым багажом жизненных впечатлений и, главное, со своим творческим голосом.
Из воспоминаний Сергея Викулова:
На творческий конкурс Литинститута Рубцов представил самодельную книжку «Волны и скалы.». Но те, кто потом стал учить Рубцова, вероятно, не сразу поняли, что перед ними — не просто талант, а почти сформировавшийся поэт. К своим двадцати шести годам прошедший, как говорят, огонь и воду, познавший не только (а вернее, не столько) верхние, просторные и светлые этажи жизни, но и ее глухие подвалы и даже ее дно, он ждал от Литинститута не школярских разговоров о ямбах и хореях, а откровений о жизни, о душе человеческой. Ждал — и не дождался.»
В 1973 году на могиле Рубцова поставили надгробье — мраморную плиту с барельефом поэта. Внизу по мрамору бежит строчка из его стихов:
«Россия, Русь! Храни себя, храни!» — которая звучит, словно последнее завещание Рубцова этой несчастной и бесконечно любимой стране, что не бережет ни своих гениев, ни саму себя.
Отложу свою скудную пищу
И отправлюсь на вечный покой.
Пусть меня еще любят и ищут
Над моей одинокой рекой.