Минорные чувства в поэзии Рубцова

В стихах, перепечатываемых из предыдущих сборников в последующие, Рубцов делает поправки, усиливающие минорные чувства. Интересна и показательна такая поправка в стихотворении «Отплытие». В сборнике «Душа хранит» конец второй строфы этого стихотворения звучал так: «Но глядя вдаль и вслушиваясь в звуки, я ни о чем еще не пожалел». Через год в книге «Сосен шум» строка оказалась измененной: «Я ни о чем еще не сожалел». Заменена всего одна буква, а смысловое значение изменилось очень существенно: «пожалел» выражает краткое,

ограниченное во времени действие, явление, так сказать, одноразовое, а несовершенный вид «сожалел» говорит о постоянном, неограниченно длительном чувстве, состоянии души, а не действии даже. И таких замен у Рубцова немало.
Из стихотворения в стихотворение переходит не только постоянное настроение, но и образы, перекличка которых придает стихам особенно глубокий смысл. Так, в «Последней осени» поэт говорит о Есенине, что «он жил тогда в предчувствии осеннем уж далеко не лучших перемен», а в стихотворении «Прекрасно небо голубое» то же самое говорит и о себе: «Я жил в предчувствии осеннем уже не лучших перемен». Или в более раннем «Седьмые сутки дождь не умолкает.» были такие мрачные строчки: «Ворочаются, словно крокодилы, меж зарослей затопленных гробы, ломаются, всплывая.». Казалось бы, концовка стихотворения настраивала на оптимистический лад: «Слабее дождь. Вот-вот. Еще немного, и все пойдет обычным чередом», но в одном из последних стихотворений Рубцова «Я умру в крещенские морозы» строчки, повторившись, стали еще мрачнее: «Из моей затопленной могилы гроб всплывет, забытый и унылый, разобьется с треском, и в потемки уплывут ужасные обломки. Сам не знаю, что это такое. Я не верю вечности покоя!».
Последнее отпущенное ему время Рубцов прожил в Вологде, лишь изредка покидая ее и тут же возвращаясь обратно. Но если по морям поэт путешествовал отважно и радостно, то на земле было совсем по-иному, причем с самого начала его творческого пути: стихотворение «Поезд», очень показательное в этом смысле, написано им еще до поступления в Литинститут. В нем дважды повторяется строчка о том, что поезд мчался «перед самым, может быть, крушеньем». Затем автор еще раз подчеркивает:
Вместе с ним и я в просторе мглистом
Уж не смею мыслить о покое, —
Мчусь куда-то с лязганьем и свистом,
Мчусь куда-то с грохотом и воем,
Мчусь куда-то с полным напряженьем
Я, как есть, загадка мирозданья.
Перед самым, может быть, крушеньем.
Однако тогда поэт убеждал себя, что предчувствия его обманывают, что «какое может быть крушенье, если столько в поезде народу?». А теперь, когда он остался один, оно, это крушение, все-таки произошло.
В последних стихах Рубцова уже слышится не столько любовь к родине, сколько вызывающая, горькая насмешка и над патриархальным покоем, и над «добрыми Филями», о которых когда-то поэт писал с теплой, доброй иронией.
Эх Русь, Россия!
Что звону мало?
Что загрустила?
Что задремала?
Давай пожелаем
Всем доброй ночи!
Давай погуляем!
Давай похохочем!
И праздник устроим,
И карты раскроем.
Эх! Козыри свежи,
А дураки все те же.
В посмертном издании стихов поэта «Подорожники» впервые опубликованы стихи, в которых этот разлад с людьми приобретает поистине трагическую окраску. Теперь поэтом овладевает не прежняя «светлая печаль», а печаль «темная», «тревожная», а само слово «печаль» становится самым употребительным в лексике Рубцова. Повторенный семь раз в одном стихотворении — «Прощальное» — эпитет «печальный» органично вписывается в контекст и не допускает никакой смысловой замены. Здесь Рубцов сумел переплавить в себе и густую, избыточную, мрачноватую образность Клюева, и есенинскую грусть по уходящей деревне, и Кольцовскую чуть горьковатую удаль, и возвышенную печаль Блока. Иного поэта трудно уличить в явных заимствованиях, и все-таки стихи его похожи на тысячи других. Здесь же, наоборот, проявились характернейшие черты поэтической личности Рубцова. Грусть, страдание у него предстают как апофеоз человеческой личности, как утверждение подлинной человечности и гуманизма. Такие стихи будят и сострадание, и чувство очищения души от всего мелкого, наносного, необязательного, временного, чуждого.
Отложу свою скудную пищу
И отправлюсь на вечный покой.
Пусть меня еще любят и ищут
Над моей одинокой рекой.
Пусть еще всевозможное благо
Обещают на той стороне
Не купить мне избу над оврагом
И цветы не выращивать мне.
Печальный смысл этих строк откроется еще глубже, если сопоставить их с другими, написанными чуть раньше: «Село стоит на правом берегу, а кладбище — на левом берегу.». Говоря о всевозможных благах на той стороне, поэт ощущает себя уже на этой, где кладбище.
После таких стихов можно было ожидать самого страшного, и оно произошло: в крещенские морозы, в ночь с 18 на 19 января 1971 года Николай Рубцов погиб.
Циклы последних стихов Рубцова во многих журналах, поэтические сборники «Зеленые цветы», «Последний пароход», «Избранная лирика»; наиболее полные издания — «Подорожники» в издательстве «Молодая гвардия» и однотомник из серии «Поэтическая Россия» издательства «Советская Россия» — вышли уже после смерти их автора. Но поэт жив, пока живы его стихи. А стихи Рубцова, судя по всему, встанут в ряд созданий долговечных, нетленных.
Чудо поэзии Николая Рубцова прочно заняло свое место в русской литературе, и ценность его с течением времени, несомненно, будет возрастать. Свои «новые слова» поэт может говорить и после смерти.
Рубцов не успел раскрыться во всю силу своего поэтического дара, кое-что в его творчестве может показаться спорным и объективно неверным. Но он был большим русским поэтом. А творчество больших мастеров, как заметил Блок, подобно не французскому регулярно подстригаемому и пропалываемому парку, «а вольно разросшемуся русскому саду, где непременно соединяется всегда приятное с полезным и красивое с некрасивым. Такой сад прекраснее красивого парка, творчество больших художников есть всегда прекрасный сад и с цветами, и с репейниками, а не красивый парк с утрамбованными дорожками».
Творчество Рубцова, ставшее значительным явлением в нашей литературе, будет способно подарить радость открытия и эстетического наслаждения не только современному, но и грядущему читателю.