Шнир Ганс среди беллевских персонажей, пожалуй, наиболее эксцентричен, и не только в силу своего темперамента, но и по роду занятий. Сам он на первой же странице романа рекомендуется читателю так: «Я клоун, официальное наименование моей профессии — комический актер». Конфликтная динамика внутренних монологов Ш. Г., из которых и строится этот, как обычно у Генриха Белля, небогатый событийностью и внешним действием роман, во многом держится на подобных противопоставлениях сущности и наименования, правды и социально предписанных эвфемизмов.
Речь Ш. Г. пестрит кавычками, в них забраны переименованные, ошельмованные ханжеской общественной моралью понятия, герой не рискует назвать любовь любовью, он говорит «это», потому что другие называют любовь не иначе как «плотским вожделением», мир переполнен словесными клише, искажающими действительность. Традиционная чувствительность беллевских персонажей к подобным проявлениям социальной лжи (метафорой этой обостренной восприимчивости становится способность Ш. Г. слышать запахи по телефону), их странность, чудаковатость, являющаяся оборотной стороной их неумения, да и нежелания, «идти в ногу со
временем», доведена в образе Ш. Г. до неврастенической крайности и усугублена личными невзгодами: героя покинула возлюбленная, которую он считает своей женой перед Богом, поэтому он пьет, безнадежно теряет форму (во время последнего выступления он упал и расшибся) и пребывает в состоянии истерического раздора с окружающим миром. Все позитивные опоры беллевского мира в этом романе преданы и проданы: любовь отнята, вещи любимой унесены из шкафа, привычный быт утрачен, у героя кончаются сигареты, на исходе кофе, его окружают голые, кирпично-коричневого цвета стены чужой квартиры, подаренной ему миллионером-отцом без права продажи и обмена («типичный подарок богача»), у него болит нога. Красноречив сам перечень этих бедствий: контекст прозы Белля таков, что для живописания личной катастрофы достаточно изъять из повествования поэзию быта, сменив ее дисгармонией бытовых неурядиц.
