Первая картина войны в романе Толстого «Война и мир»

Первая картина войны, которую рисует Толстой, — не сражение, не наступление, не взятие крепости, не оборола даже; I первая военная картина — смотр, какой мог бы происходить в мирное время. И с первых же строк, повествующих о войне, даже с первой фразы, Толстой дает понять, что война эта не нужна народу, ни русскому, ни австрийскому: «В октябре 1805 года русские войска занимали села эцгерцогства Австрийского, и еще новые полки при, ходили из России, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау». Кто мог тогда предполагать, что

почти через сто лет в этом самом Браунау родится мальчик, чье имя проклянет человечество в двадцатом веке, — Адольф Шикльгрубер. Став взрослым, он возьмет себе фамилию Гитлер и, забыв уроки Наполеона, поведет свои войска в Россию.
А пока Браунау — маленький австрийский городок, где находится главная квартира Кутузова и куда собираются русские войска, среди них — пехотный полк, в котором служит разжалованный в солдаты Долохов. У генерала, командира полка, одна забота: «лучше перекланяться, чем недокланяръся». Поэтому усталые солдаты после тридцативерстного перехода «не смыкали глаз, всю ночь чинились,
чистились»; поэтому такую ярость вызывает у генерала неположенный цвет шинели Долохова; поэтому «звуки усердных голосов, перевирая», повторяют приказ:
«Командир третьей роры к генералу! командира к генералу, третьей роты к командиру!.» И, наконец: «Генерала в третью роту!»
Поэтому генерал кричит на командира третьей роты Ти-мохина, пожилого заслуженного офицера; называет злосчастную шинель Долохова то сарафаном, то казакином; не без юмора замечает: «Что, он в фельдмаршалы разжалован, что ли, или в солдаты?.» — и, распаляясь, утверждаясь в своем гневе, который уже ему самому понравился, останавливается только перед наглым взглядом Долохова и его гордым звучным голосом: «Не обязан переносить оскорбления». Роман Толстого называется «Война и мир», — уже в этом названии контраст, резкое противопоставление будней войны и будней мира; казалось бы, на войне все иначе, все по-другому, чем в мирной жизни, и люди проявят себя здесь не так, как в светских гостиных; выступит иная, лучшая их сущность.
Оказывается, ничего подобного. Отчаянный и наглый Долохов остается самим собой; в солдатском строю он тот же, что в разгульной компании Анатоля Курагина. Полковой командир, «плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому», не был нам знаком раньше, но на его месте мы легко можем представить себе знакомого нам князя Василия, — он вел бы себя точно так же, и девиз «лучше перекланяться, чем недокланяться» вполне бы ему подошел.
Оказывается, на войне люди проявляют себя так же, как в мирной жизни, — может быть, только ярче выступают их характеры; нет контраста между войной и миром; есть друга! контраст: как в мирной жизни, так и на войне одни люди чеАтны, другие — бесчестны и думают не о деле, а о своей выводе. Полк прошел тысячу верст из России. Солдатские сапоги ра|биты; новую обувь должно было доставить австрийское ведомство и не доставило: полкового командира это заботит ма. шо. Полк не готов к боевым действиям, потому что нельзя воивать босиком, но полковой командир хочет показать главнокомандующему как раз обратное: все в порядке, полк го-тон к войне. Только вот в чем беда: главнокомандующему не этого наш. Кутузов «намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска». Кутузов стар; Толстой подчеркивает, что он, «тяжело ступая. опускал ногу с подножки», что голос у неф слабый, что шел он «медленно и вяло». Полковой командир тоже немолод, но старается выглядеть молодым; он неестествен — Кутузов прост в каждом движении, «точно как будто и не было этих двух тысяч людей, которые не дыша сморели на него и на полкового командира».
Полковой командир озабочен только одним — всегда одним: не упустить случая выдвинуться, понравиться начальству, «перекланяться». Недаром «видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного с еще большим наслаждением, чем обязанности начальника». Что бы ни происходило, он прежде всего думает о том, как он будет выглядеть в глазах начальства. Где ему замечать других людей, где ему понять, что капитан Тимохин — храбрый офицер.
Кутузов ведь тоже! не всегда был главнокомандующим — но и раньше, когда он| был моложе, он умел видеть других людей, понимать подчиненных, поэтому еще с турецкой войны он запомнил Тимохина. Там, в битве под Измаилом, Кутузов потерял глаз. И Тимохину памятна эта битва: после смотра он ответит полковому командиру, «улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом».
Что же сказал ему полковой командир и что ответил Тимохин?
«- Вы на меня не претендуйте, Прохор Игнатьич!. Служба царская. нельзя. другой раз во фронте оборвешь. Сам извинюсь первый, вы меня знаете.
— Помилуйте, генерал, да смею ли я! — отвечал капитан.»
Теперь, после милостивого обращения Кутузова с капитаном, генерал обращается к нему по имени и отчеству, почти лебезит перед ним. А Тимохин? «Да смею ли я!.» Он маленький человек, такой же маленький, как капитан Тушин, с которым мы скоро познакомимся; как Максим Максимыч у Лермонтова.
Кутузов не только очень, очень много знает о людях — он понимает их и жалеет, сколько это возможно; он живет не по законам света, и в нашем восприятии он сразу оказывается своим, как Пьер, как Наташа,, как князь Андрей, потому что главное разделение людей в романе, которое подсказывает нам Толстой, — главное разделение такое: близки и дороги люди искренние и естественные, ненавистны и чужды те, кто фальшивы. Это разделение пройдет через весь роман, и на войне, и в мире оно будет главным в нашем отношении к людям, с которыми познакомит нас Толстой.

1 звезда2 звезды3 звезды4 звезды5 звезд (1 votes, average: 5,00 out of 5)


Сейчас вы читаете: Первая картина войны в романе Толстого «Война и мир»